Виктор Мануйлов - Жернова. 1918–1953. После урагана

Сталин закурил трубку, откинулся на спинку кресла, прикрыл глаза. Вспомнил, что Абакумов недавно намекал, будто среди генералов зреет заговор, или, по крайней мере, недовольство положением армии, ее вооружением и чем-то там еще, что больше всех мутит воду Жуков, что к нему в Одессу наведываются некоторые генералы, о чем-то договариваются. Так или нет на самом деле, но что среди генералов зреет какая-то фронда, сомневаться не приходится. Прослушка многих из них, особенно тех, кто наведывается в Москву и останавливается в гостиницах, подтверждает это недовольство. Даже генерал Кулик — и тот брюзжит, жалуясь на свою судьбу. Надо будет прижать кое-кого, чтобы другим неповадно было.

Есть, правда, тут одна тонкость: Берия, хотя он руководит исключительно комитетом по атомной проблеме, не ладит с министром госбезопасности Абакумовым и, не зная, о чем тот докладывает Сталину, своим постоянным наушничеством пытается лишний раз доказать, что Абакумов занимает свое место не по чину. Однако почти о том же самом в отношении Жукова докладывает и секретарь Одесского обкома партии Кириченко, утверждая, что Жуков ведет себя этаким Наполеоном, будто над ним никого нет, будто он в Одессе самый главный: вмешивается буквально во все стороны жизни области и города, требования его непомерны, а иногда и противозаконны. Кириченко считает, что Жуков ведет линию на подрыв авторитета партии и советской власти, из него так и прет надменность и высокомерие, он ни с чьим мнением не считается…

Сталин усмехнулся, вспомнив, с каким обиженным лицом жаловался на Жукова Кириченко. А присутствующий при этом Хрущев, только пожимался, ожидая реакции Сталина.

Да, Жуков остается Жуковым. Он может подмять под себя и не таких, как Кириченко. Он и Хрущева способен прижать, если дать ему волю. Но волю Жукову давать нельзя: Жуков слишком прямолинеен, слишком солдафон и на все вокруг смотрит с этой точки зрения. Любой политик и интриган обведет его вокруг пальца и, сыграв на его честолюбии, заставит плясать под свою дудку, а потом прихлопнет, как муху. Именно поэтому Жуков не годится ни в заговорщики, ни тем более в Наполеоны, но дров наломать может: его самомнение значительно превосходит его кругозор…

Докурив трубку, Сталин покинул кабинет и вышел из дому. Он медленно шагал по дорожке, посыпанной крупным речным песком, продолжая размышлять и анализировать положение в стране и в мире и взаимное их влияние друг на друга. В конце концов, не все так безнадежно. Скоро у СССР будет своя атомная бомба — Америке придется умерить свои аппетиты. Необходимо, с одной стороны, приглушить расходившийся без меры русский патриотизм (он свою задачу выполнил), с другой стороны, избавиться от космополитов, зажать им рот, поднять роль партийных организаций в деле коммунистического воспитания масс и на этой основе еще больше сплотить советское общество. На карту поставлено слишком много, чтобы вновь позволить своевольничать безответственным элементам.

Над головой шумели сосны. Легкие облака плыли в голубом небе, несколько чаек, взмахивая косыми узкими крыльями, летели в сторону Истринского водохранилища, сверху доносились их пронзительные крики. Небу, соснам, чайкам не было дела до того, чем занята голова товарища Сталина. Но они напомнили о море, и Сталин решил, что пора собираться на юг.

Во второй половине дня Сталин приехал в Кремль, где его ожидали члены Политбюро и некоторые министры. На этом совещании должен обсуждаться вопрос об ускоренном восстановлении промышленности, пострадавших от войны городов и деревень, о предстоящей уборке урожая колхозами и совхозами. Урожай обещает быть хорошим… по крайней мере, по сравнению с прошлым неурожайным годом.

Докладывал председатель Госплана и первый заместитель председателя Совмина СССР Вознесенский. Он сыпал цифрами восстановленных заводов и шахт Донбасса, электростанций, выплавки чугуна и стали, производства машин и оборудования, товаров народного потребления. Сталин отмечал четкость постановки задач докладчиком, реалистический подход к их разрешению, все остальное пропускал мимо ушей: и потому, что знал содержание доклада, и потому, что голова была занята совершенно другим.

Вот сидят рядком Берия, Хрущев, Маленков — это одна партия, которую условно можно назвать партией «интернационалистов»; с другой стороны: Жданов, Кузнецов, Вознесенский — партия ленинградцев, партия русских патриотов, а между ними старая гвардия, ничего не замечающая у себя под носом, или делающая вид, что ничего не замечает: Каганович, Ворошилов, Молотов. Есть еще Суслов, Андреев, Микоян, но эти порознь и пристанут к той партии, которая им покажется наиболее сильной.

Из всех, здесь присутствующих, больше всего Сталину нравится Кузнецов: умный, решительный, с широким кругозором, лишен приверженности к догматизму. Такой человек вполне мог бы стать приемником товарища Сталина на посту генсека. Но «ждановцев» слишком заносит именно на «русском патриотизме» с примесью ленинградской особливости.

— Госплан должен предусмотреть снижение цен на продукты первой необходимости в следующем году, — произнес Сталин, неожиданно поворачиваясь к Вознесенскому, стоящему за трибуной. И пояснил: — Снижение цен, пусть на копейку, должно проводиться неуклонно, тогда, во-первых, это не так ударит по рублю, во-вторых, покажет народу, что политика партии направлена на неуклонное удовлетворение его потребностей. Наряду с увеличением производства товаров народного потребления, разумеется.

— Да, товарищ Сталин, мы предусматриваем это в своих планах.

— Я не говорю, что вы не предусматриваете, я говорю, что это надо делать в разумных пределах и постоянно. Скажем, два раза в год: к первому мая и седьмому ноября.

— Мы учтем ваши замечания, товарищ Сталин.

— Хорошо. Продолжайте, товарищ Вознесенский.

И Сталин снова погрузился в свои мысли, так что кое-кому иногда казалось, что он дремлет с открытыми глазами.

— Слушай, Никита, поедем ко мне на дачу, — предложил Берия Хрущеву, едва они вышли из Кремлевских палат. Твои на юге, мои тоже, устроим мальчишник, покумекаем. Маленкова прихватим с собой. Как ты, Георгий?

Маленков отер платком лоснящееся от пота полное лицо.

— Ну, если что прихватите…

— Не лезь в пузырь, Георгий. Мы все знаем, что ты у нас признанный политический лидер, и не собираемся твое лидерство оспаривать. А покумекать действительно есть о чем.

— Ладно, поехали. Давно я что-то шашлыков не ел, — согласился Маленков.

Расселись по машинам, тронулись. Рядом хлопали дверцы машин других членов Политбюро и министров.

На свою дачу повез своих «партийцев» и Жданов. Для этого им не пришлось уговаривать друг друга: все было решено заранее. И «малинковцы» это отметили.