Виктор Мануйлов - Жернова. 1918–1953. Выстоять и победить

— Надо передать нашим, товарищ майор, что мы живы. Что немцы тут рядом. И все остальное. Товарищ майор! Товарищ майор! — тормошил он Вологжина.

— Да-да, — соглашался Вологжин, с трудом натягивая на голову шлемофон. Натянув, попробовал вызвать «Енисей», но язык его не слушался, он бессильно шевелился во рту сухим бесполезным комком.

Тогда Сотников забрал у него шлемофон и сам стал вызывать «Енисея». И тот откликнулся тут же, будто только и ждал вызова «Байкала». И слышно его было превосходно.

— По дороге наблюдаю усиленное движение колонн танков и мотопехоты в сторону фронта и машин в обе стороны! — слышал Вологжин ликующий голос своего товарища по несчастью. — Координаты те же. Жду указаний. Прием. — И, повернувшись к Вологжину: — Они совсем рядом, товарищ майор! Слышно так хорошо, что просто и не знаю, как сказать!

— Хорошо, — прохрипел Вологжин. И посоветовал: — Будь внимательным.

«Енисей» не отвечал долго. Вологжин представил, как сообщение Сотникова идет по инстанциям, доходит до самого верха, то есть до командующего фронтом, и тот…

— «Байкал» слушает! — вдруг обрадовался Сотников, и даже голос его стал звонче.

— Тимоха, — хрипел Вологжин, представляя, о чем сейчас будет говорить «Енисей», — дергая Сотникова за рукав. — Смотри в оба.

— Смотрю, товарищ майор. Смотрю!

Тяжелый снаряд разорвался далеко: видимо, били по старым координатам, имея в виду переправу через речушку.

— Справа… то есть слева пятьсот, — не слишком уверенно сообщил Сотников. — Или шестьсот. Плохо видно, товарищ майор, — пожаловался он.

Новый снаряд разорвался слева от дороги почти в расположении противотанковых орудий.

— Четыреста справа, — дал поправку Сотников, и Вологжин, превратившись в слух, с удовлетворением кивал головой.

Третий снаряд разорвался рядом с дорогой, хотя и далековато от танка.

— Есть попадание! — сообщил Сотников.

Какое-то время слышался лишь низкий, утробный гул танковых двигателей. Затем загрохотало. То ближе, то дальше взметались вверх огненные кусты, их становилось все больше и больше, пока все видимое из танка пространство не затянуло дымом и пылью, сквозь которую прорывались лишь слабые сполохи разрывов.

Артиллерийский налет продолжался минут пятнадцать.

Сотников молчал. Вологжин его не тревожил. Потом началась бомбежка. Сперва послышался густой визг падающих бомб, затем побежали разрывы, земля забилась судорожной дрожью, дрожь эта передалась танку, и в нем, в самом низу, где лежали разлагающиеся трупы, что-то жалобно забренчало — так жалобно, что Вологжин даже замер, прислушиваясь. Забеспокоились мухи.

А Сотников, возбужденно подпрыгивая на своем сидении, кричал Вологжину в самое ухо:

— Во дают, товарищ майор! Во дают! — Снова припадал к щели, и Вологжин сквозь грохот бомбежки слышал его захлебывающийся голос: — Так им, гадам! Так! Еще врежьте! Во дают! Во! Во! — и звучал радостный, не сдерживаемый смех.

И тихое жалобное бренчание.

И Вологжин думал: «Если даже нас сегодня убьют, то и тогда… не зря… нет, не зря мы тут… потому что… а как же иначе… то-то и оно…» И грудь его окутывало чем-то теплым, и боль отступала, и он верил, что будет жить долго-долго. И даже видеть.

Бой, между тем, приблизился настолько близко, что вдалеке стали различимы немецкие танки и самоходки, которые пятились и стреляли куда-то, по невидимым Сотникову целям. По ним тоже стреляли, а время от времени над полем боя пролетали наши штурмовики, тоже стреляли и бомбили, затем появлялись немецкие самолеты, в воздухе гудело и трещало, там и сям на землю падали, таща за собой дымные хвосты, поверженные самолеты, иногда вспухали белые купола парашютов.

После полудня показались вдалеке «тридцатьчетверки» и КВ, медленно и осторожно подвигающиеся вперед.

— Наши! — громким шепотом сообщил Сотников.

— Ты приготовил холостой выстрел? — спросил Вологжин.

— Приготовил, товарищ майор.

— Давай к орудию, — приказал Вологжин и даже сам удивился, что голос его как бы выправился, и язык, хотя и царапал небо, однако уже не казался чем-то чужеродным, мешающим не только говорить, но и дышать. — А я буду подавать снаряды.

Они с трудом, но все-таки поменялись местами.

— Разворачивай башню на немецкие орудия. Бери на прицел ближайшее, — приказал Вологжин.

— А если заметят?

— Теперь это не имеет значения. Если полезет пехота, используешь курсовой пулемет. Но думаю — не полезет: им сейчас не до нас.

Со скрипом и хрустом башня стала поворачиваться. И Вологжин, весь превратившись в слух, почувствовал знакомое волнение в ожидании начала боя. Руки его шарили по головкам снарядов, покоящихся в специальных брезентовых карманах по бокам башни, а внутренним взором своим он видел распадок и подножие гряды, вдоль которой стояли немецкие орудия, искореженные деревья небольшой рощицы, дорогу, уходящую вдаль, небо, видел наши танки и перебегающую пехоту…

Он услышал, как Сотников послал в казенник ствола гильзу, лишенную снаряда, и как она звякнула тоненько, жалобно, как решительно лязгнул затвор. Нет, не зря он учил танковые экипажи взаимозаменяемости. Вот и пригодилось.

— Готово, товарищ майор!

— Что фрицы?

— Ведут огонь по нашим танкам.

— Ну, как говорится, с богом. Огонь!

Глухо ударил выстрел. Даже и не выстрел, а что-то вроде выдоха.

— Открой затвор, глянь в ствол. Как там?

— Чисто, товарищ майор. И пушка как на ладони.

— Что фрицы?

— Ничего. Похоже, не заметили.

— Осколочный? — спросил Вологжин, с трудом вытащив снаряд из кармана и, задавив стон, подал его Сотникову.

— Так точно, товарищ майор! Осколочный! — весело ответил Сотников. И его веселость стала передаваться Вологжину, увеличивая его силы.

— Давай! — выдохнул он.

Глухой звон уходящего в казенник снаряда, лязг затвора.

— Ну, бога их мать, Гитлера и всех прочих! Огонь! — скомандовал сам себе Сотников.

Рявкнуло орудие, резануло по глазам, Вологжин непроизвольно прижал к ним руки. Прохрипел:

— Наводи на второе.

— Есть наводить на второе, товарищ майор! В дребезги! Пушку аж перевернуло вверх тормашками! — кричал Сотников восторженно, в полный голос.

— Заряжай!

— Есть заряжать! Огонь!

После четвертого или пятого выстрела откуда-то по танку начала стрелять самоходка. Стреляла болванками, те ударяли в крутой каменистый скат, разбрызгивая каменное крошево, и оно градом осыпало танк.

— Смотри, Сотников, чтобы пехота к нам не подобралась, — забеспокоился Вологжин. Ему, как никогда, хотелось жить и, быть может, видеть: наука ведь не стоит на месте, что-нибудь придумает.

— Самоходка… где она? Ты ее видишь? — спросил он.

— Нет, товарищ майор, не вижу. Но она где-то за дорогой, за подбитым танком прячется… — И тут же испуганно: — Немцы, товарищ майор. Человек пять. Лезут сюда…