Том Холт - Песенка для Нерона

Я нахмурился.

— Не знаю, — сказал я. — Зависит от того, которая из моих сестер явилась на сей раз. Хочешь, чтобы мы прошлись по всему списку? Это займет некоторое время.

Он вздохнул.

— Большая семья. Да, ты говорил. Ладно, которая из твоих сестер около девятнадцати или двадцати лет, маленького роста, смуглая, волосы собраны во что-то вроде пчелиного роя? Или они у тебя все близнецы?

Образ был знакомый, и я подумал: дерьмо. Впрочем, она могла ответить на некоторые вопросы, а тут, в камере, я находился в относительной безопасности, и как я только что доказал, мне не нужно было покидать ее, пока я сам того не захочу.

— Похоже, это моя младшая сестренка Бландиния, — сказал я. — Забавно, я даже не знал, что она в городе.

— Бландиния, — повторил он. — Ты уверен?

— Конечно, уверен.

— Твою мать. Ладно, — он повернулся и крикнул в коридор: — Впустить!

Размытое движение, жужжание раздираемого воздуха — и угадайте, кто приземляется рядом со мной на колени и поднимает жуткий гвалт: да все ли со мной в порядке, да что этот жуткий тип со мной сотворил, да она уже послала к дядюшке Фразимеду и он вытащит меня отсюда одним мановением. Я посмотрел на дверь из-под ее руки и едва сдержался, чтобы не позвать стражника, который как раз выходил вон. По обе стороны от двери стояли два моих наименее любимых гладиатора — Александр и Хвост.

— Покричи, если чего понадобится, — пробурчал стражник. — Вино, печенье, кусочки сыра на палочках. Мы все в твоем распоряжении.

Он захлопнул дверь как раз в тот момент, когда я собрался к нему воззвать. Верно о них говорят: не докричишься, когда они нужны.

— Ты! — сказал я.

— Ох, потише, — сказала Бландиния, в мгновение ока сбрасывая образ взволнованной сестры. — Боже, до чего ты беспомощный. Не можешь из дома выйти, чтобы тебя не арестовали.

— Ты нас предала, — прохрипел я. — Я слышал, как ты разговаривала с тем козлом: он знал тебя. Это же ты сказала ему, где нас искать?

— Разумеется, — ответила она. — Подумаешь.

Я отполз назад и прижался к стене.

— А теперь ты явилась, чтобы прибраться за собой, так?

— Так, — ответила она. — Ох, нечего хныкать, я не имела в виду ничего такого, мы не собираемся причинять тебе вреда. Если б я хотела, чтобы тебя убили, я бы сказала Стримону, что ты за занавеской. Даже такой придурок, как ты, способен это понять.

Ну, тут она была права.

— И чего же ты тут делаешь? — спросил я. — Или ты привела их, чтобы они чего-нибудь приготовили?

— Не будь дураком. Они собираются вытащить тебя отсюда.

Это оказалось новостью для Александра и Хвоста.

— Чего-чего? — спросил Александр.

— Не начинай, — бросила она через плечо. — А теперь слушай, как мы все провернем. Ты начнешь орать, как будто от ужасной боли. Прибежит стражник. Ребята оглушат его…

— Секундочку, — попытался вмешаться Хвост, но она не слушала.

— … и мы сделаем ноги. На улице нас ждет паланкин, так что бежать недалеко.

— Еще один? — спросил я. Меня она тоже проигнорировала.

— Ну что, все понял? — продолжала она. — Прекрасно. Итак, на счет три…

— Погоди, — я поднял руки. — Если ты хочешь, чтобы я отсюда ушел, тебе придется меня тащить. Я, может, не самый умный, но вполне понимаю, что для меня хорошо, а что нет. Я никуда не пойду.

Она нахмурилась.

— Прекрасно, — сказала она. — Александр, можно тебя на минуточку? Так, хватай его за щиколотку, и когда я скажу, поверни…

Когда надо орать, будто от ужасной боли, очень помогает, если у вас что-то ужасно болит. Я орал очень убедительно. На самом деле это был, наверное, самый ужасный крик в моем портфолио ужасных криков. Естественно, прибежал стражник; мгновением позже стражник полетел мордой в землю, совершенно лишившись чувств. Александр перебросил меня через плечо, как пастух — отбившегося от стада агнца, и мы выскочили в коридор. Из своего положения я мало что видел, но услышал такой звук, будто яблоко попало под тележное колесо, и заключил, что это Хвост отвесил плюху кому-то еще. Когда мы оказались на улице, я взлетел в воздух, а потом узнал, каково приходится мешку с луком, когда его швыряют на телегу. После этого все погрузилось во тьму, что нормально для закрытого паланкина. Двинуться я не мог — вероятно, потому, что на мне сидела Бландиния.

Короткий, стремительный, трясучий рывок, затем мне стало полегче, и огромная волосатая рука ухватила меня и вытащила обратно на свет. Я приземлился на ноги, и та же рука меня выпрямила.

Мы находились на заднем дворе большого, величественного дома. По одну сторону от меня стоял Александр, Хвост — по другую, а Бландиния шагала через двор в сторону колоннады. Пока меня тащили вслед за ней, я ничего не произнес. Я, конечно, грек, но если хорошо постараться, мне удается иногда помолчать.

— Хорошо, — сказала Бландиния и меня сунули в кресло, придерживая за плечи. — Вы двое, проваливайте и сообразите нам что-нибудь поесть. Я умираю с голоду.

В общем, я сижу на траве во дворе какого-то богатого ублюдка в компании красивой девушки, в то время как два чрезвычайно искусных повара готовят ужин. Странно иногда поворачивается жизнь, потому что не так давно я бы решил, что мне здорово повезло.

Разве не достойно жалости, что когда ваши мечты исполняются, то обязательно превращаются при этом в омлет из говна?

— Так вот, — сказала Бландиния. — Мне сдается, ты бы хотел узнать, что происходит.

У меня был всего один вопрос. И его задал.

— Где Луций Домиций?

Она вскинула бровь.

— А, ты про Нерона Цезаря, — сказала она. — Точно не знаю. Но он в безопасности. К большому моему сожалению, — добавила она.

— И что это может означать?

— Не гоношись, — ответила она. — Или мы никуда не продвинемся. Ты хочешь, чтобы я все объяснила, или нет?

С женщиной спорить невозможно. Это все равно, что тушить огонь маслом: чем больше ты споришь, тем жарче горит. Один старик говорил мне, что когда женщина в настроении побраниться, у тебя есть три пути: поцеловать ее, оглушить или уйти. Наверное, совет хороший, если есть возможность воспользоваться хотя бы одним из вариантов, но у меня ее не было.

— Вперед, — вздохнул я.

— Большое спасибо. Так вот, — сказала Бландиния. — Это дом Луция Регалиана. Сейчас он на Крите, продает-покупает, но его домоправитель — мой старый друг еще со времен Золотого Дома. Может, ты даже узнаешь его, если увидишь, но вряд ли. Гости не замечают лакеев, а им он тогда и был. Пока все ясно?

Я кивнул.

— Прекрасно, — сказала она. — Видишь? Я знала, что у тебя достаточно ума, чтобы понять просто изложенную историю. Ты, надо думать, хочешь узнать, что приключилось с Лицинием Поллионом.

— Да, — сказал я.

— Произошло примерно следующее, — она зевнула. — Как ты уже догадался, я договорилась со Стримоном, бандитом. Как только он услышал, что я получила наводку на Каллиста…