Сьюзан Ховач - Башня у моря

Она так побледнела, что веснушки выступили на ее переносице, как темные пятна. Маргарет, дрожа, рухнула на сиденье рядом со мной.

Экипаж резко рванулся с места. Кошмар щебетания понемногу смолк в темноте.

Прошло немало времени, прежде чем она сумела произнести:

– Палата… маленькая палата с девятью койками…

– Да?

– Там человек сорок, и все они умирают.

– От голода?

– От тифа. От голодного тифа. – Маргарет крепко сцепила пальцы на коленях. – У Маделин нет никакой еды, кроме супа. Я ничего у нее не взяла. Это было бы неправильно. Она не получала наших писем, а написать самой у нее не было времени. Она и доктор Таунсенд не спали толком несколько недель. Тиф пришел в долину месяц назад из Леттертурка, и люди стали умирать как мухи. Маделин сказала, что если бы подозревала о нашем желании вернуться…

Она замолчала. Экипаж ехал вдоль длинного озера. Лошади настолько устали, что все время спотыкались, экипаж мучительно раскачивало на узкой дороге. Уже наступила темнота, и с неба светили звезды.

– Мы можем уехать немедленно, – услышала я свой голос. – Сразу же. Как только вернемся.

– Слишком поздно нам уезжать. – Долгое молчание позволило Маргарет набраться сил, и, когда она заговорила, голос ее звучал уверенно и убедительно, как всегда. – Но Нэнни и няньке с детьми нужно отправляться завтра же утром, как только мы проснемся. И они должны уехать с другим экипажем и с другим кучером.

– Но…

– Сара, тиф переносится на одежде. Возможно, в эту минуту он на нас. Мы не можем рисковать и видеть детей, пока не станет ясно, что нам ничего не грозит. – Она помолчала, потом добавила: – Любимый сын Эдварда Луис умер здесь от тифа тридцать лет назад. Мы не должны допустить, чтобы это повторилось.

Эта мысль привела меня в такой ужас, что я до конца поездки не смогла сказать ни слова и обрела дар речи, только когда по прибытии мы обнаружили, что Патрик не терял времени, пока мы отсутствовали. В детской, библиотеке и кухнях горели камины, сам Патрик с ловкостью лесоруба колол дрова. Огонь в кухне так весело потрескивал, я даже подумала, меня перестанет трясти, если я встану перед ним на колени, но я продрогла до костей, и мой мозг онемел от ужаса, пережитого нами в Клонарине.

На следующее утро дети уехали в Голуэй, чтобы дальше ехать в Дублин, а оттуда в Англию.

Когда я закончила плакать, оказалось, что Патрик взял одну из лошадей оставшегося экипажа и поскакал в Леттертурк за едой. Никто из нас не спал в ту ночь. Патрик, Маргарет и я сидели перед огнем в библиотеке, а его слуга и наши горничные устроились как могли в кухнях.

– Сара, мы должны найти себе занятие, – сказала Маргарет. – Прикажи слугам разобрать одежду наверху, а мы начнем снимать тут чехлы со всего.

– Но, Маргарет…

– Мы пробудем здесь не меньше недели и должны чем-то занимать себя.

Спорить с ней было трудно, и когда Патрик приехал из Леттертурка, то увидел Маргарет, которая энергично подметала коридор, и меня – я складывала снятые с мебели чехлы.

– Господи боже! – воскликнула Маргарет. – Ты посмотри на всю эту еду!

– Не странно ли? В Леттертурке полно еды, но Джордж сказал, что у многих совсем нет денег, – последние одеяла они заложили ростовщикам. Даже не могут заплатить четыре пенса за стоун картошки!

– Это же чудовищно! – воскликнула Маргарет. – Как можно голодать в стране, где много еды? Я немедленно напишу в «Таймс», чтобы всем стало известно о том, что здесь происходит. Наверное, в Вестминстере у кого-то совсем плохо с мозгами! Любая администрация, которая допускает такое, должна предстать перед судом за преступную халатность.

– Но англичане изо всех сил стараются помочь! – возразил Патрик. – Ты подумай обо всех деньгах, которые сейчас собирают.

– Собирать-то собирают, но где они, эти деньги? Что с ними происходит? Почему люди продолжают голодать? Это ужасно! – Маргарет пришла в бешенство. – Это просто невыносимо!

Ее реакция была характерной для нее и слишком бурной. Я почувствовала, что она заставляет себя успокоиться, и мне пришлось постараться, чтобы моя собственная паника не прорвалась наружу.

– Мы должны занимать себя, – повторяла она. – Давайте попробуем готовить еду. Я всегда хотела. Как, вы думаете, готовят картошку?

– Ее кипятят до размягчения, – тут же ответил Патрик. – На это уходит около получаса.

– Откуда ты это взял? – недоуменно спросила я.

– Я маленьким все время торчал на кухне в Вудхаммере, – радостно объяснил Патрик. – Я все знаю про готовку. Это очень забавно.

Я воздержалась – не стала говорить, что это в высшей степени необычно. Я слишком проголодалась и теперь хотела только одного: чтобы он немедленно приготовил нам еду.

Мы позвали слуг сверху и разделили с ними один из хлебов и хоть немного утолили голод, пока готовится главная еда. Патрик варил яйца вместе с картошкой и был разочарован тем, что яйца получились очень крутые. Но мы все так проголодались, что съели все, а когда горничная Маргарет предложила приготовить одну из кур, Маргарет пообещала ей увеличить жалованье.

Мы доели последнее яйцо, когда, заметив дым из труб, появился Макгоуан – приехал, чтобы узнать, что происходит. Он был не только ошеломлен, когда увидел нас, но и потрясен до глубины души, когда увидел Патрика без пиджака в кухне.

– Если бы ваша милость сообщили, что вы приедете…

Как мы и подозревали, он не получил последнего письма Патрика. Тут же начал извиняться за разбитые окна, поврежденную парадную дверь и исчезнувший скот, потом говорил, что полиция уехала, несмотря на все попытки подкупить их, но Маргарет оборвала его:

– Макгоуан, почему вы присылали сообщения, что дела в долине улучшаются? Все здесь на грани смерти от голода – это очевидно.

– Это не так, миледи, при всем моем уважении. Голодающие – это главным образом О’Мэлли, а они всегда были слишком ленивы и ограничивались одним картофельным полем. Это Божья кара за их лень и праздность, миледи.

– Не смейте говорить мне о Божьей каре! – в ярости вскинулась Маргарет. – Это английская нерадивость, а не Божья кара.

– Конечно, это воля вашей милости решать, – мрачно сказал Макгоуан. – Но Джойсы и О’Флаерти собрали свой урожай, пусть и не из лучших, но и не из худших, и они справятся. Все сообщения о голоде преувеличены, и если бы ваша милость знали ирландцев так, как я, то вы бы знали и о любви ирландцев преувеличивать свои беды. Говоря по правде, они даже жаждут всяких бед, чтобы иметь возможность сетовать на англичан.

– Полная ерунда! – отрезала Маргарет. Я никогда не видела ее такой резкой, и мы все сидели, глядя на нее с открытым ртом. – Там люди, умирающие от голодного тифа. Как вы смеете говорить, что они жаждут этого?!