Сьюзан Ховач - Башня у моря

А мой брак? Что ж, мы с Патриком притремся друг к другу. Почему нет? Такое случается со многими парами, и мы не хуже.

Мне и в голову не приходило подвергнуть эти планы сомнению, но теперь я понимаю, что закрывала глаза на одну истину, которая к тому времени стала совершенно очевидной: одна только Маргарет и удерживала нас с Патриком вместе, а без нее наш брак был обречен.

Менее трех недель спустя после смерти Маргарет в Кашельмару приехал Хью Макгоуан, сын управляющего.

Мои дети все еще оставались с Нэнни и нянькой в загородном доме Маргарет, и хотя я очень тосковала по ним, но еще боялась привозить их. Тиф в долине сходил на нет, но в других частях страны продолжал бушевать, и считалось, что вспышки возможны всю зиму, пока урожай картофеля не покончит с голодом.

После похорон Маргарет я хотела уехать в Англию, пока ситуация в Кашельмаре не улучшится. Я и думать не желала, что не увижу детей до весны, но Патрик справедливо сказал, что мы должны дождаться нового года, чтобы убедиться, что не заражены тифом. Тем временем мальчики Маргарет оставались с нами. Томас оканчивал первый семестр в Оксфорде, а Дэвид последний год доучивался в Харроу, но после смерти матери им не имело смысла возвращаться в Англию за несколько дней до каникул, поэтому они остались с нами на Рождество. Для них было утешением находиться рядом с Патриком, а Патрик в свою очередь находил утешение в их обществе.

Что касается меня, то я ни в чем не находила утешения. Не могла плакать или скорбеть, как это принято, вместо этого целиком ушла в домашнее хозяйство и каждый вечер ложилась спать, чуть не падая с ног. Я продолжила бесплатную столовую, заведенную Маргарет, пыталась обучить новых слуг и содержать дом в порядке. Патрик тем временем съездил в Голуэй и купил лошадей, нанял конюхов, отремонтировал экипаж; конюшни утратили свой запущенный вид. Новые конюхи провожали Макгоуана в его поездках за едой, хотя Макгоуан и заявил, что от этого будет мало проку, если он попадет в засаду, поскольку они, вероятно, перейдут на сторону грабителей.

– Патрик, – сказал Томас незадолго до Рождества, – ты не замечал, что Макгоуан сошел с ума?

Мы сидели в маленькой столовой после завтрака. В комнате все еще оставался затхлый запах плесени, но в камине потрескивал огонь, и мне было лень оставлять шитье и идти на кухню – проверять, как там идут дела. Я нашла на чердаке кусок шелка и шила маленькое платье для Элеоноры.

– Ты не преувеличиваешь? – спросил неопределенно Патрик у Томаса.

Он стоял у окна и смотрел на свой подернутый туманом, заросший сад.

– Да ничуть я не преувеличиваю! Я думал, всем очевидно, что Макгоуан совершенно спятил. Он стал религиозным маньяком.

– Должен сказать, – заметил Дэвид, отрываясь от томика Теннисона, – что с его стороны довольно безнравственно сообщать ирландцам, будто в голоде они сами виноваты, потому что католики. Это ужасно нетактично, не так ли?

– Говорят, что он собирается выселить всех О’Мэлли, – резко сообщил Томас. – Утверждает, что он инструмент в руках Господа, а Господь наказывает ленивых. Патрик, я думал, ты воздержишься от выселений по крайней мере до следующего лета.

– Полагаю, Макгоуан знает, что делает, – бросил Патрик.

По выражению его глаз я видела, что он думает о своем саде и лишь вполуха слушает Томаса.

– Маргарет хотела, чтобы ты избавился от Макгоуана, – напомнила я, чтобы разбудить его.

Ее имя оставалось висеть в воздухе долго после того, как я его произнесла. Все посмотрели на меня, потом Дэвид снова погрузился в свою поэзию, а Томас, засунув руки в карманы, направился к двери.

– Она хотела? – переспросил Патрик, забыв о своем саде. – Он ее выводил из себя! Пожалуй, я поговорю с ним о выселениях.

На этом тему оставили, и я больше не думала о ней, пока мы не встретились вечером в гостиной перед обедом. Патрик появился последним.

– Томас, ты был прав насчет Макгоуана, – сказал он, едва войдя в комнату. – Он совершенно спятил. Только и говорит что о гневе Господнем, и Судном дне, и вечном огне в аду для католиков. Даже не знаю, что мне делать.

– Избавься от него, о чем тут еще думать, – посоветовал Томас.

– Я пытался… хотя, Бог свидетель, меньше всего я хочу теперь искать нового управляющего. Но он меня просто не слушает. Господи боже, что мне делать?

– Уволить его – и дело с концом! – раздраженно бросила я. – Как можно оставлять дела имения в руках безумца? Если ты не предпримешь чего-нибудь в ближайшем будущем, у тебя вскоре начнутся бунты.

– Но, моя дорогая Сара, после тридцати лет службы…

– Да, было бы жестоко уволить его так сразу, – задумчиво пробормотал Дэвид. – К тому же его безумие может носить временный характер. Ты не можешь предложить ему обратиться к доктору?

– Ему не доктор нужен! – воскликнул Томас. – Ему нужна смирительная рубашка!

– Но у Патрика нет власти сдать его в сумасшедший дом.

– Тогда он должен связаться с кем-нибудь, у кого такая власть есть! Разве у Макгоуана нет родственников?

– У него есть сын, – вспомнила я. – Он работает управляющим в каком-то шотландском имении – Лохлиалл-касл, кажется, в Уэстер-Россе.

– Думаю, я бы мог ему написать, – с сомнением в голосе произнес Патрик.

– На твоем месте я бы не откладывал.

– Полагаю, он по меньшей мере должен знать, что его отец, похоже, не в себе, – заметила я, смягчая непримиримую формулировку Томаса, чтобы эта мысль стала удобоваримой для Патрика. – Тогда даже если он не захочет помещать отца в сумасшедший дом, то хотя бы возьмет на себя его содержание.

Патрик тяжело вздохнул.

– Да, пожалуй, лучше этого ничего не придумаешь, – неохотно согласился он, и, таким образом, дней десять спустя в темное туманное предвечерье к воротам Кашельмары прибыл Хью Макгоуан и по длинной петляющей дорожке въехал в наши жизни.

Патрик поехал с мальчиками в Линон, чтобы отправить письма с почтовой каретой, а я осталась одна в гостиной перед камином с шитьем. Я делала вышивку на платьице для Элеоноры. До сих пор вижу: розовые бутоны на белом муслине поверх бледно-голубого шелка. Меня работа радовала, поскольку получалось очень красиво.

– Извините, миледи, ваша честь, – сказала Катлин, младшая из двух драгоценных горничных, засунув голову в открытую дверь, – но вас спрашивает мистер Макгоуан, но только это не мистер Макгоуан, а кто-то другой.

Когда я расшифровала это сообщение, то распорядилась, чтобы она провела мистера Макгоуана в голубую столовую и сказала ему, что я туда сейчас приду. Голубая столовая была предназначена для приема гостей низшего сословия. Она находилась в конце маленького коридора, который вел в часть дома, отведенную для слуг. Я отложила вышивку и спустилась, надеясь, что горничная правильно передала мое послание и я не найду мистера Макгоуана в ожидании все еще в коридоре. Но Катлин на сей раз все сделала правильно. В холле я никого не увидела, а когда вошла в голубую столовую, обнаружила там незнакомого человека.