Сьюзан Ховач - Башня у моря

– Нам скоро придется нанять гувернантку специально для нее, – сказал, смеясь, Патрик, и в те моменты, когда мы вместе гордились детьми, я понимала, что все мои усилия не напрасны и никакая жертва ради них не будет слишком велика. – Я только надеюсь, что нам удастся найти хорошего учителя для Неда.

– Найди учителя-шотландца, – посоветовал Макгоуан. – Лучше шотландского образования не найти.

– Я не хочу, чтобы Нед говорил с шотландским акцентом! – воскликнул Патрик, поддразнивая его, но Макгоуан, у которого отсутствовало чувство юмора, только ответил, что у образованных шотландцев акцент почти незаметен.

– У твоего отца сильный акцент.

– Мой отец необразованный человек.

Я никогда не понимала взаимоотношений Макгоуана с его отцом. Они хорошо работали вместе, старик относился к сыну с ревнивым почтением, а Макгоуан, без сомнения, был почтительным сыном, раз в неделю появлялся в доме отца; но я слишком хорошо знала Хью Макгоуана и часто спрашивала себя, не кроется ли за его внешне безукоризненными манерами глубокое презрение. Он редко говорил об отце. О матери, которая осталась в Шотландии, не вспоминал вообще. Единственный намек на его прошлую жизнь с родителями я слышала, когда он заметил после не понравившихся ему слов Эдит: «Надеюсь, ты не собираешься стать надоедливой женой, моя дорогая, ибо я презираю мужей-подкаблучников».

Эдит тут же поспешила заверить его, что он вовсе не из тех людей, которые становятся подкаблучниками у жен.

Я понятия не имела, разочарована ли Эдит в своем браке, но жалоб от нее никто не слышал, и я решила, что пока она удовлетворена. Но я подметила, что Макгоуан почти не обращает на нее внимания, даже если она проницательно говорила о политике. Если бы мое отвращение к Эдит было не таким сильным, я бы, возможно, ей посочувствовала.

В Вестминстере бесконечно обсуждали Ирландский земельный билль, а когда в августе парламент ушел на каникулы, в Кашельмару приехали Томас и Дэвид – привезли лондонские новости из первых рук. Томас уже изучал медицину в Лондоне, а Дэвид, который в октябре собирался поступать в Кембридж, писал не либретто, а детективную историю.

– Истории мне нравится сочинять больше, чем либретто, – признался он мне. – Вот будет здорово, если их напечатают.

– «Выдающиеся» – вот слово, которого ты ждешь, – поддразнил брата Томас, который считал все романы пустой тратой времени. – Не «здорово». Сара, Патрик обычно так много пьет или он просто пребывает в радостном настроении от нашего приезда?

– Вероятно, он празднует ваше появление. – Я улыбнулась ему, но улыбка у меня получилась натянутая и неловкая.

– Мне бы хотелось, чтобы он праздновал с меньшим усердием. После обеда Патрик выпил столько портвейна, что я в ужас пришел. Я недавно вскрывал печень, принадлежавшую одному бродяге, который умер в ночлежке при работном доме в Мэрилебоне, и если бы Патрик увидел состояние этой печени, то наверняка больше никогда не прикоснулся бы к портвейну.

– Томас, не говори гадостей, – жестко пресек его Дэвид. – У тебя выработалась омерзительная привычка рассказывать истории обо всех трупах, что ты вскрываешь. Вскрываешь своими руками. Меня ничуть не удивляет, что Патрик так много пьет. Я и сам запил бы, если бы мне приходилось каждый день выносить общество Макгоуана. Мне жаль, что они по-прежнему такие закадычные друзья.

– И мне тоже, – согласился с ним Томас. – Бог ты мой, если бы я хорошо не знал Патрика, я бы сказал, что это дружба на грани неестественного.

– Что за гадости ты говоришь! – воскликнул Дэвид; мое присутствие при этих словах настолько смутило его, что он даже зарделся. Но я подозревала, что эта мысль и ему приходила в голову.

– Бога ради, я же не сказал «неестественная», правда? Я только сказал, что если бы хорошо не знал Патрика…

Но они плохо знали Патрика. Патрик пил и играл свою роль, а я тоже стала выпивать, играя свою. В разное время выпивала по стаканчику мадеры днем и еще непременно один за ужином.

– Сара, – ужаснулся Томас, обнаружив меня в одиночестве рядом с графином в столовой за день до их отъезда, – что происходит в этом доме?

– Ничего, – ответила я и посмотрела на графин. – У меня в последнее время стала побаливать голова, и вино вроде бы помогает.

– Ты показывалась врачу? Сейчас против головной боли создано новое действенное лекарство и… Сара, что-то случилось?

– Нет-нет, просто некоторые вещи слишком меня волнуют. Беспокоюсь, что мы не сможем найти учителя, который согласился бы приехать сюда. Или слуги надумают уйти. Или Нэнни скажет, что больше не может жить в Ирландии.

– Я понимаю, что политическая ситуация не идет на пользу нервам. Если бы ты могла приехать в Лондон…

– Нет, я не могу. Это невозможно. Макгоуан сказал… – Я умолкла, но было уже слишком поздно.

– Макгоуан, – повторил Томас. – Макгоуан то, Макгоуан се. Куда ни сунься – всюду Макгоуан. Он все контролирует в этом доме?

– Томас, это к лучшему. Патрику нужен сильный человек, чтобы организовать хозяйство.

– Я не думаю, что к лучшему, когда Макгоуан заходит в этот дом, как в свой, и указывает тебе и Патрику, что вы должны делать.

– Я не могу это обсуждать. Ты должен поговорить с Патриком.

Но у Томаса не хватило духу поговорить с Патриком – мешала разница в возрасте в шестнадцать лет, – к тому же Томас все еще смотрел на старшего брата словно на идола, как в детстве. Хотя Томасу хватало смелости задавать некоторые вопросы, в то же время смелости у него было маловато, чтобы выслушивать ответы. Поэтому ничего так и не было сказано, а вскоре они с Дэвидом уехали в Лондон, пообещав вернуться к Рождеству.

Но они не вернулись. Придумали какой-то предлог. Особое приглашение от лучшего друга Маргарет… Рождество в Йоркшире… никак не могли отказаться… очень надеялись, что мы с Патриком поймем.

Патрик понял и напился. Я после отъезда мальчиков перестала прикладываться к мадере, но Патрик, к ярости Макгоуана, продолжил. Получив письмо от мальчиков, Патрик выпил две бутылки портвейна, и Макгоуан нашел Патрика в его комнате в состоянии ступора.

– Идиот ты чертов! – закричал Макгоуан. Хотя моя комната находилась между спальней Патрика и будуаром, я слышала каждое слово. – Вставай! – Потом звуки ударов.

Мне стало плохо, и я убежала наверх в детскую. По какому-то несчастливому стечению обстоятельств именно в этот день с ежегодным визитом приехал Джордж, и, когда меня позвали из детской принять его, я пребывала в таком расстроенном состоянии, что он это тут же заметил.

– Моя дорогая Сара, что-то случилось… Я чем-то могу помочь?

Его голос звучал с такой неожиданной добротой, что я посмотрела на него новыми глазами. Я всегда видела в нем замшелого старого холостяка, от которого Патрику никакой пользы, как и ему от Патрика, но теперь осознала, что все напускное куда-то ушло и передо мной сочувственное лицо и застенчивые взволнованные глаза.