Сьюзан Ховач - Башня у моря

Она сказала. Я попыталась придумать какой-нибудь ответ.

– Младший Макгоуан, конечно, – улыбнулась Эдит, видя, как я подыскиваю слова.

– Конечно, – повторила я, все время спрашивая себя, что ей известно и есть ли хоть малейшая возможность заставить ее переменить решение.

– Свадьба состоится в новом году. Клонах-корт к тому времени будет готов, и Хью сделает его очень удобным. Однако, – сказала Эдит, снова улыбаясь мне, – я предполагаю, что мы часто будем встречаться в Кашельмаре.

Я ничего не ответила. Снова наступила пауза.

– Понимаю, ты думаешь, что я выхожу за человека, который ниже меня по положению, – проговорила Эдит, однако, судя по ее голосу, ее это ничуть не обескураживало.

– Естественно, я думаю, что ты выходишь за человека ниже тебя по положению, – подтвердила я. – Хью Макгоуан никак не принадлежит к твоему классу.

Снова наступило молчание.

Эдит продолжала улыбаться, и я, поняв, как она меня ненавидит, вдруг увидела перед своим мысленным взором ряд картин из будущего, каждая более ужасающая, чем предыдущая.

– Пожалуйста, Сара, не беспокойся, – заговорила Эдит. – Я объявляю, что буду истинным образцом конфиденциальности. Конечно, я рассчитываю на маленькие услуги с твоей стороны время от времени, но ничего такого, что составило бы для тебя труд. Например, я жду регулярных приглашений из Кашельмары и хочу вращаться в твоем социальном кругу. Патрик говорит, что у тебя полно планов на будущее, потому что ты хочешь, чтобы дети не выпали из твоего круга. – Она помолчала. – Да брось, Сара, не упрямься! Ты ведь все равно не сможешь меня изолировать, когда я выйду замуж. Хью это не понравится. Он, напротив, даже считает, что, если я буду жить рядом с тобой, это пойдет тебе на пользу. Тебе нужно общество человека твоего возраста, чтобы поднимать настроение, когда ты падаешь духом, – человека, который… приглядывал бы за тобой. Это так предусмотрительно с его стороны. Ты не считаешь?

Я положила перо. Глядя на пламя в камине, произнесла:

– Эдит, я думаю, нам больше нечего сказать друг другу в настоящий момент. Если ты меня извинишь, я бы хотела закончить это письмо.

– У-тю-тю, – протянула Эдит. – Мы вдруг начали дерзить? Раздражаться!

– Эдит, я не могу поверить, что ты и в самом деле хочешь выйти замуж за такого человека.

– А почему нет? Я устала оттого, что на меня не обращают внимания, обходят, жалеют и забывают! И мне нравится Хью. Он единственный мужчина, который похвалил мой ум. «Мне нужна умная, исключительная жена, – сказал он. – Женщина, способная действовать в необычной ситуации с максимальной эффективностью и конфиденциальностью. Мне нужен партнер, которому я могу доверять, который сможет разделить мои амбиции».

– Он женится на тебе только для того, чтобы скрыть свои отношения с Патриком, – заметила я.

– А вот и ошибаешься. Я ему нравлюсь в той же степени, в какой он нравится мне.

– Думаю, ему нравится мысль о богатой жене, и больше ничего. Твои деньги компенсируют ему скучную необходимость разделять с тобой дом.

– Как ты смеешь говорить такие вещи!

– А почему нет? Это же правда. Делить с тобой дом – скука смертная. Уж мне ли не знать.

– Ты безнравственная злоязычная шлюха! – завизжала Эдит. Она покраснела, ее выпученные глаза горели от ярости. – Ты еще пожалеешь!

– А ты пожалеешь, что не осталась старой девой, – отрезала я. – Одному Господу известно, какой брак тебя ждет.

Она не ответила. Вылетела стрелой из комнаты, и, когда дверь захлопнулась за нею, меня начало трясти при мысли, что она пожалуется Макгоуану.

– Это с вашей стороны было не очень благоразумно, – бросил Макгоуан, войдя в комнату без стука; потрясение, которое я испытала при виде его, заставило меня резко вскочить на ноги. Журнал мод, доставленный этим утром, выскользнул из моей руки на пол, но я не сделала попытки поднять его. – Сядьте.

Я села на стул у окна и молча уставилась на него.

– Если вы хотите, чтобы я относился к вам с минимальной вежливостью, – сказал он, – то вы должны изменить ваши манеры общения с Эдит.

– Да. Мне жаль.

– Вот это правильно. Вы можете извиниться перед Эдит в гостиной сегодня вечером перед ужином, но не прежде, чем туда придем мы с Патриком. Я хочу своими ушами услышать ваши извинения.

– Да.

– И если вы позволите себе грубо обращаться с Эдит…

– Не позволю.

Дверь закрылась. Он ушел. Невысказанная угроза повисла в воздухе. Наконец, перестав дрожать, я отправилась к себе в спальню, вытащила шаль из сундука, плотно закуталась в нее и на цыпочках спустилась по лестнице. Патрик был в саду. Он проводил там столько дней, что солнце выбелило его волосы. С иронией, посетивший меня на мгновение, я поняла, что, хотя он всегда был красив, его красота стала еще более поразительной сейчас, в тридцать пять, чем двенадцать лет назад, когда он делал мне предложение. Изменения состояли не только в том, что Патрик окреп физически благодаря явно хорошему здоровью, а его глаза обрели необычную голубизну, особенно заметную на фоне загорелой кожи. Разница была более глубокой. Он, казалось, обрел новую уверенность в себе, и я, глядя на него за работой, отметила, что у него не только изящные, но и целеустремленные движения, которых ему недоставало, когда Патрик был всего лишь бесхитростным и неприкаянным прожигателем жизни.

На нем была рабочая одежда – старые брюки и ботинки, выцветший твидовый пиджак, а в руках – метла из прутьев, которой он сметал осенние листья с прополотого газона. Нед и Джон, каждый с маленькими метелками, помогали ему, а на другой стороне газона, рядом с коляской Элеоноры, сидела с вязаньем Нэнни.

– Патрик, можно тебя на пару слов? – позвала я.

– Конечно. – Он улыбался Неду, который топал к тачке с охапкой листьев в руках. – Слушаю.

– Без детей.

– Папа, не пора разводить костер?

– Через минутку. Я только покажу маме новые солнечные часы в итальянском саду. А ты побудь с Джоном, посмотри, чтобы он не выкидывал листья из тачки.

Мы пересекли газон, и он повел меня по дорожке к месту новой вырубки, где каменные балюстрады окружали глубокую длинную яму, которую со временем предполагалось наполнить водой. В дальнем конце в центре вымощенной площадки стоял камень, из которого он сделал солнечные часы.

– Так в чем дело? – спросил он, остановившись, чтобы провести пальцами по знакомому камню, и по этому жесту я поняла, насколько он спокоен, расслаблен, беззаботен.

Я сжимала края шали до боли в пальцах, а воздух среди деревьев стоял такой влажный, что меня снова начало трясти. Опавшие листья имели слабый сырой запах осени, а солнце над нами уже начинало клониться к заходу по вечернему небу.