Сьюзан Ховач - Башня у моря

1879 год. Восемь лет назад. Что случилось и почему все пошло наперекосяк? Неужели это все вина Макгоуана? Или мой отец всегда был порочен, а я по малости лет не замечал этого? Почему мой отец был так порочен? И почему, почему, почему я не могу выкинуть его из головы, когда он вызывает у меня такое отвращение?

Вопросы одолевали меня, но никаких здравых ответов я не находил и наконец в отчаянии подумал: нужно поговорить с кем-нибудь. Обязательно. Иначе я сойду с ума.

Я отправился к Нэнни. У нее на все находились ответы. Одно из первых моих младенческих воспоминаний: я задаю Нэнни бесконечные вопросы, а та дает на них вразумительные ответы. («Нэнни, почему небо голубое?» – «Господь его сотворил таким, дорогой, потому что голубой цвет успокаивает глаз».)

– Нэнни, – сказал я, – я очень сердит на моего отца, я хочу перестать о нем думать, но не могу. Это нехорошо, что я на него сержусь?

– «Чти отца своего и мать свою», – напомнила заповедь Нэнни.

– Ты хочешь сказать, что нехорошо на него сердиться?

– Тебе нет нужды сердиться на него, дорогой. Не думай о нем сейчас.

– Но я ничего не могу с собой поделать. Нэнни, он всегда был такой порочный?

– Ну-ну, Нед, дорогой, мы не будем об этом говорить. Это негоже.

– Но я хочу об этом говорить! Почему он был такой порочный? Я не понимаю.

– Не забивай этим свою голову, дорогой. Ты не должен думать о таких вещах, уверена, твоя мама первая с этим согласится.

– Ты теперь, наверное, думаешь, что и мама порочная.

– «Не судите, да не судимы будете», – ответила Нэнни.

– Но, Нэнни…

– Не нам с тобой обсуждать такие вещи, – твердо перебила Нэнни. – Мой долг – забота о детях, а твой – быть хорошим братом и хорошим сыном. Если ты будешь исполнять его, все образуется само собой.

– Но оно не образуется! И как я могу быть хорошим сыном по отношению к отцу при таких обстоятельствах? Стоит мне подумать о нем, как я злюсь. Я теперь плохо сплю по ночам, потому что все время переживаю.

– Бедный мальчик. – Нэнни поцеловала меня. – Ты не должен беспокоиться. Я тебе согрею молочка на ночь, чтобы ты спал. Ты помнишь, как ты любил молочко? Ты даже пенку любил! Не знала ни одного другого ребенка, который любил бы пенку. – Я начал было что-то объяснять, но она быстро добавила: – Ты лучше поговори со своими дядями, когда они вернутся из Англии. Они оба хорошие, добропорядочные молодые люди. Поговори с ними.

По крайней мере, она была готова проявить милосердие к моей матери. Я знал, что должен радоваться и перестать нервничать: Нэнни не собиралась от нас уходить, но я переживал по поводу того, что скажу своим дядям.

Они вернулись неделю спустя. Моего отца поместили в лондонскую лечебницу, Томас и Дэвид долго советовались с семейным юристом мистером Ратбоном о том, как управлять имением, пока лорд де Салис болен. С разрешения моего отца был создан траст, в который входили в качестве доверенных лиц мои дяди и мать. Сначала отец возражал против включения в траст моей матери, но ему порекомендовали дать согласие из практических соображений. Мать, проживая в Кашельмаре, сможет контролировать управляющего имением. Мистер Ратбон полагал, что она должна нести юридическую и моральную ответственность за состояние имения. Мои дяди обещали регулярно приезжать в Кашельмару и контролировать положение дел в имении, но никто из них не собирался жить в Ирландии. Дядя Томас был доктором, патологоанатомом, а Дэвид – свободным джентльменом. Он недавно влюбился в молодую леди, которая жила в Лондоне.

Оба моих дяди согласились взять Драммонда управляющим с шестимесячным испытательным сроком.

– Нед, полагаю, ты поэтому хотел поговорить с нами наедине? – спросил дядя Томас. – Хотел обсудить отношения твоей матери с Драммондом?

– Нет, – ответил я. – Я хотел обсудить отношения моего отца с Макгоуаном.

Внезапно наступило неловкое молчание. Ни один из них не шелохнулся.

– Я много думал об отце, – торопливо объяснил я. – И я столько хочу узнать. Например, был ли мой отец всегда таким порочным? Был ли он порочным со своим другом мистером Странаханом так же, как с Макгоуаном? А если да, то зачем он вообще женился на маме? И почему люди бывают такими порочными? И почему мама вышла за него, если…

– Мой дорогой Нед, – неуверенно пробормотал дядя Дэвид, – тебе в настоящий момент нет ни малейшей необходимости знать о таких вещах. Ты еще слишком юн.

– Но мне скоро будет четырнадцать! – в отчаянии возразил я. – И есть вещи, в которых я должен разобраться. Они меня все время беспокоят, а вы не хотите этого понять.

Я замолчал. Продолжать было трудно, но дядя Томас вдруг довольно дружелюбно сказал:

– У твоего отца нарушена психика. Он очень болен. Можно только надеяться, что здоровье вернется к нему и он будет в состоянии предпринять нравственное усилие, преодолеть свои пороки и вести нормальную жизнь. А пока Дэвид правильно сказал: нет никакой необходимости тебе углубляться в такие вещи. Как нет необходимости и беспокоиться. Абсолютно никакой.

– Да, но… – Я подумал о своих бессонных ночах. – Меня беспокоят другие вещи. Знаю, необходимости нет, но они меня беспокоят.

– Какие?

Я открыл было рот, но так ничего и не произнес. После мучительной паузы буркнул: «Да ладно» – и отвернулся.

Потом попытался объяснить свои проблемы матери. Пришел в ее будуар, когда точно знал, что Драммонд в Клонарине, и спросил, почему отец женился на ней, если предпочитал мужчин женщинам.

– Я не могу это обсуждать, – ответила она.

– Но…

– Твой отец был очень жесток со мной. Не могу больше о нем говорить. Меня это слишком расстраивает.

Я ушел. А потом поссорился с дядями. Им пора было возвращаться в Англию, и в последний свой день в Кашельмаре они предложили подобрать мне школу с пансионом.

– Нет, – вежливо отказался я.

– Я думаю, это наилучшее решение, – настаивал дядя Томас, его взгляд обшаривал комнату, он словно оценивал обстановку и находил ее непригодной. – Боюсь, что атмосфера здесь пока для тебя неподходящая.

Я промолчал.

– Мы не предлагаем тебе уехать немедленно, – осторожно добавил дядя Дэвид. – Знаем, как ты любишь дом. Но может, в новом году…

– Нет, – повторил я.

– Ты должен получить хорошее образование, познакомиться с ребятами твоего круга, – быстро проговорил дядя Томас. – С нашей стороны было бы недопустимо позволить тебе оставаться в таком уединенном месте с несчастным недоучкой-наставником в компании только сестер и брата.

Я сумел удержаться от ответа.

– Но почему ты не хочешь уехать? – дружески поинтересовался дядя Томас. – Тебе понравится. Школа – это здорово.

– Дерьмо! – отрезал я.

– А ну-ка, немедленно оставь этот грязный язык! – сердито воскликнул дядя Томас. – Ты не с Драммондом говоришь! И когда ты ведешь себя таким образом, мы лишь больше исполняемся решимости удалить тебя из-под влияния Драммонда и немедленно увезти тебя в Англию!