Сьюзан Ховач - Башня у моря

Следующие несколько дней смешались в один сплошной и все ухудшающийся кошмар. К моему облегчению, Дерри находился в Кашельмаре и мог опекать женщин, иначе я бы не смог задержаться в Клонах-корте и опекать себя и Альфреда. Я отчаянно пытался организовать похороны, но, когда понял, что ничего не смогу сделать в этом забытом богом уголке земли, пришлось проглотить гордость и обратиться за помощью к кузену Джорджу. У него, по крайней мере, было то преимущество, что он жил здесь, и ему в конце концов удалось организовать пристойные английские похороны. Я ничего не имею против Римской католической церкви, но ирландские похороны такие ужасно неанглийские, а я знал, что Аннабель хотела бы, чтобы ее похоронили без лишней суеты.

Могилу вырыли на маленьком участке близ семейной часовни. Священника позвали из Леттертурка, где находилась ближайшая протестантская церковь, пригласили нескольких избранных гостей – Ноксов из Клонбура, Кортни из Линона и Планкеттов из Аслеха. После простой короткой службы гроб опустили в могилу, и это испытание, к моему облегчению, кончилось.

Я совсем забыл о письме, которое отправил Маделин, и, когда она приехала на следующий день, удивился, увидев ее. Она наняла экипаж из Голуэя и прошла три мили пешком до Кашельмары от дороги на Линон. Естественно, что после такой тяжелой дороги она была более чем оскорблена, что я не задержал ради нее похороны.

– Но я ведь даже не знал, приедешь ли ты, – огорченно покаялся я. – Ты ведь не написала, и я понятия не имел, сколько мое письмо будет идти к тебе.

– Что ж, дело уже сделано, – рассерженно ответила Маделин, – но я должна сказать, что все это происшествие, начиная с падения Аннабель до ее похорон, – сплошной кавардак. Почему ты не послал за настоящим доктором вместо этого старика из Леттертурка?

– Потому что докторов здесь нет на много миль! – горячо воскликнул я. – Да тут никто даже не знает, где находится ближайшая амбулатория!

– Скандал! Совершенный скандал. Я должна что-то с этим сделать.

– Сделай, – согласился я, чувствуя облегчение оттого, что теперь в трагедии виновата Ирландия, а не я.

– Я открою амбулаторию в Клонарине, – решила Маделин. – Обращусь к архиепископу за деньгами, а если понадобится, дойду до самого папы. А ты, Патрик, можешь подарить землю в память Аннабель и построить небольшой дом, где я могла бы принимать больных.

Если я должен был заплатить такую цену за то, чтобы успокоить Маделин, то, пожалуй, я был готов к этому. По виду Маделин можно предположить, что она и мухи не обидит, но под добродушной оболочкой крылся железный характер, что и обнаружил мой отец, когда пытался отговорить ее сначала обратиться в римскую католическую веру, потом уйти в монастырь, позже стать монахиней, а затем сестрой милосердия. По какой-то причине, которая выше моего понимания, Маргарет любила ее больше всех других моих сестер.

– Маргарет очень расстроилась, оттого что ты не уведомил ее о происшествии с Аннабель, – строго выговаривала мне она. – Перед отъездом из Лондона я заглянула к ней. Патрик, ты должен был написать ей! Это серьезное упущение.

– Но Аннабель была жива! Я имею в виду, когда я писал тебе…

– Да ведь, наверное, было очевидно, что она умирает. Ты написал Катерин?

– Нет еще.

– Патрик!

– Я же знал, что она в Лондоне и не поедет так далеко на похороны.

Маделин посмотрела на меня испепеляющим взглядом своих фарфорово-голубых глаз и вежливо известила:

– Я немедленно напишу Катерин. Ты будешь здесь, если она решит приехать в Кашельмару?

– Нет, я еду в Вудхаммер, – сообщил я. – Мы с Сарой уезжаем послезавтра.

– А что ты планируешь делать с Кларой и Эдит? Ты ведь не собираешься оставить их с несчастным Смитом?

– Альфред Смит – замечательный парень, – сердито возразил я. – И я не хочу слышать о нем ничего плохого.

– Слово «несчастный» просто характеризует его нынешнее состояние. Ты, конечно, позволишь ему остаться в Клонах-корте? Хорошо. Я рада, что ты проявляешь сострадание. А теперь что касается девочек…

– Они поедут с нами в Вудхаммер.

– Отличное решение! В любом случае при всех благих намерениях нельзя не признать, что Клонах-корт был для них совсем неподходящим местом, и потом, от Джорджа я слышала, что Кларе нужно держаться подальше от Дерри Странахана.

– Дерри едет с нами в Вудхаммер, – отрезал я, слишком возмущенный, чтобы скрывать это от нее. – И если он захочет жениться на Кларе, я определенно не буду стоять у него на пути.

Маделин замерла. Она уставилась на меня с непроницаемым выражением и наконец проговорила:

– Понимаю. Конечно, я не вправе вмешиваться, но не могу не думать, что ты заблуждаешься.

Полчаса спустя Сара прибежала ко мне в безумной ярости, чтобы сказать: если Дерри поедет с нами в Вудхаммер, то она первым же пароходом возвращается в Нью-Йорк.

Мне удалось успокоить ее, но это оказалось нелегко, и мне пришлось раз двадцать повторить: я сделаю все возможное, чтобы она была счастлива.

– Но сейчас я должен помочь Дерри, – умоляющим голосом сказал я. – Если он сможет устроиться с Кларой, это будет очень важно для него, и в конце концов… это же мой самый старый друг, дорогая. Попытайся понять.

– Прежде чем он сможет жениться на Кларе, пройдет немало месяцев, а нам придется все это время терпеть их и эту ужасную Эдит.

– Но, дорогая, я думал, Клара составит тебе хорошую компанию!

– Почему ты не можешь составить мне хорошую компанию?

– Я не против, но ты должна признать, что мне в последнее время досталось.

– Не придумывай оправданий! Ты меня не любишь. Если бы ты меня любил, мы бы поехали в Европу.

– В Вудхаммере гораздо лучше, чем на Континенте, – возразил я, целуя ее. – Подожди, скоро сама увидишь.

Мне казалось, что я говорю достаточно убедительно, но в итоге понял: если хочу доказать ей свою любовь, то одними разговорами тут не отделаешься. Мне пришлось предпринять усилие; я убедил ее лечь в постель, и все снова стало хорошо. По крайней мере, уезжая из Кашельмары, мы уже не были в ссоре.

Даже и пытаться не буду описать дорогу в Вудхаммер. Достаточно упомянуть, что путешествие через всю Ирландию, через пролив, с несколькими пересадками до Уорикшира в компании с тремя женщинами, кучей слуг и горой багажа – это может повергнуть в уныние любого здорового мужчину во цвете сил. Мы с Дерри добрались до места абсолютно больными, и, думаю, я в жизни еще не испытывал такого облегчения при виде старого доброго Вудхаммера, дремлющего под солнечными лучами среди прекрасной, упорядоченной цивилизованной Англии.

Дом, с благодарностью подумал я и с трудом сдержался, чтобы не расплакаться от радости. Дерри, который презирал сентиментальность, подозрительно поглядывал на меня, но, бог мой, как же это здорово было – снова оказаться в Вудхаммере! Я здесь родился, провел все детство. Люди входили в мою жизнь и уходили из нее – родители, братья, сестры, слуги, друзья, – никто, казалось, не задерживался надолго, только не Вудхаммер! Вудхаммер всегда оставался на своем месте. Он представлял собой непрерывность, безопасность, тепло, уют и покой. Многие поколения де Салисов жили и умирали здесь; было приятно осознавать это. Нет, я вовсе не из тех, для кого история что-то значит, но мне нравится думать о том, что мои предки росли так же, как рос я за старинными стенами Вудхаммера. Совсем маленьким я приставал к воспитателям, допытываясь, откуда я взялся, и мне наговорили кучу всякой ерунды про аиста, а потом я вдруг услышал верные слова от кухарки. Она сказала: «Так из Вудхаммер-холла и взялся, дорогой, как и все остальные де Салисы». С того момента аисты перестали меня интересовать. Я знал, кто я такой и откуда появился. Я был де Салис из Вудхаммер-холла, а Вудхаммер-холл был центром вселенной. И когда мой отец отсутствовал, а отсутствовал он почти всегда, и потом, когда умерла моя мать после нескольких лет уединения, в течение которых я практически не видел ее, – тогда моя нянька в очередной раз замечала, что мальчики труднее девочек, а моя сестра Нелл тревожилась сильнее, чем всегда, – я ни на что не обращал внимания. У меня был дом, и я любил его со всей страстью, которую никогда не мог распространить на людей.