Сьюзан Ховач - Башня у моря

– Почему нет? – возразила Эдит, которая была полной противоположностью сестре и всегда, казалось, зла на весь мир. – Она вон на сколько лет нас оставила. Почему мы не можем оставить ее на день-другой? И потом, мама же не умирает, а сейчас и вообще не знает, здесь мы или нет.

– Ты такая жестокая, Эдит! – укоризненно посетовала Клара, но, когда я упомянул, что у ворот ждет мой друг мистер Странахан, который проводит их в Кашельмару, Клара быстро побежала наверх следом за Эдит собираться.

Мне не пришлось упрашивать Дерри выступить в роли сопровождающего. Девочки вместе со старой няней, которая по-прежнему занималась их одеждой, поскакали в двуколке, а Дерри поехал рядом с ними с выражением, которое подошло бы респектабельному коту, перед которым поставили миску со сметаной.

После их отъезда я мог заняться поисками доктора. Никто, казалось, не знал, где находится ближайшая амбулатория, впрочем экономка предположила, что доктор, вероятно, есть в Конге. Это было ближе, чем Уэстпорт или Голуэй, но все же в тринадцати милях, и я в итоге остановился в Клонбуре, чтобы уточнить у местного мелкого землевладельца Уилла Нокса.

Должен сказать, что Уилл Нокс оказался очень любезным человеком. Как только он узнал о том, что случилось, то предложил свои услуги: он был готов сам привезти доктора в Леттертурк. Поскольку я мог не сомневаться в том, что Нокс по дороге не заглянет в кабак и не забудет, куда и зачем едет (на что были горазды многие ирландские слуги), я принял его предложение и вернулся, чтобы успокоить Альфреда: помощь уже в пути. Я посмотрел на Аннабель, но она все еще оставалась без сознания, лежала с жутким белым цветом лица, что привело меня в сильное расстройство.

– Я вернусь позднее, – сообщил я Альфреду, – а пока от меня будет больше пользы, если я отправлюсь в Кашельмару и помогу девочкам устроиться.

– Хотелось бы мне, чтобы здесь была ваша сестра, – буркнул Альфред. – Та, которая сестра милосердия, я имею в виду, а не леди из Дьюнеден-касла.

Мне это показалось неплохой идеей.

– Я напишу Маделин, – пообещал я. – Впрочем, когда письмо достигнет Лондона, Аннабель, возможно, будет уже на ногах.

– Либо на ногах, либо в гробу, – горько добавил Альфред и лягнул ножку стола, чтобы дать выход чувствам.

Помню, что тогда впервые проникся к нему симпатией, потому что прежде думал, как и все остальные, что этот человек женился на Аннабель из-за ее денег, а теперь увидел, что он, вероятно, все же любил ее.

Я уже чуть не умирал от голода, когда добрался до Кашельмары, и думал, что могу выпить галлон пива, чтобы утолить жажду, но, к моему ужасу, меня ждал неприятный прием. Сара пребывала на грани истерики, потому что девочки свалились на нее без всякого предупреждения. Макгоуан сидел, кипя, в холле – ждал меня, чтобы сообщить о том, что намерен покинуть работу, и, наконец, пожалуй, самое неприятное: мой кузен Джордж де Салис выхаживал туда-сюда по гостиной, как индюк, и требовал немедленного разговора со мной.

С Джорджем пришлось разбираться первым – выбора у меня не было. Я оказался в гостиной, и бежать оттуда было поздно.

– Ты, конечно, попросишь Странахана убраться отсюда, – потребовал он, как только мы оказались вдвоем. – Он не должен оставаться под одной крышей с твоими племянницами.

– Бога ради, Джордж! – возразил я. – За девочками приглядывает их старая нянька, а кроме того, тут есть и Сара. Не думаешь же ты, что тут может произойти что-то непотребное.

К сожалению, именно так он и думал.

– Случилось так, что я точно знаю: у Странахана были планы относительно Клары.

– Но ты же не думаешь, что он собирается ее соблазнить!

– С него все станется, – мрачно изрек Джордж. – Послушай, Патрик, у тебя нет выбора. Этот мошенник должен убраться.

– Не смей мне диктовать, что я должен делать! – завопил я. Обычно я спокойный, уравновешенный человек, но сегодня к половине третьего я еще оставался без ланча, а моя любимая сестра, возможно, умирала, и я никак не был расположен для подобных бесед с кузеном Джорджем. – Ты мне не отец, поэтому прекрати говорить со мной отцовским тоном и не лезь не в свои дела, старый осел!

Он уставился на меня, словно золотая рыбка, выкинутая из аквариума. А потом взорвался. Он кричал, что я «неблагодарный», что я «наглый щенок» и он ничуть не удивится, если я «плохо кончу». Он рад, что мой отец не видит тех «руин», в которые превращается все вокруг вследствие «моего длительного небрежения моими обязанностями». Один Господь знает, каким бы «разочарованием» я стал для отца.

– Это все вранье! – орал я на него. – Мой отец гордился мной! Ты завидуешь – завидуешь, потому что твой отец был младшим сыном, а мой – старшим, потому что у меня Кашельмара и Вудхаммер, а у тебя только жалкая лачуга с крысами в Леттертурке!

– Как ты смеешь говорить мне такое?! – Он задохнулся и посинел, как гиацинт. – Моя озабоченность Кашельмарой происходит из самых чистых мотивов! – (Я рассмеялся ему в лицо.) – Отлично! – крикнул он мне. – Если тебе не нужны мои советы, я придержу язык, а ты вместе со своим Странаханом можешь катиться к чертям, и чем скорее, тем лучше.

Дерри в этот момент произнес бы какую-нибудь убийственную остроту, но я слишком устал, и мне было все равно – пусть последнее слово останется за ним. Как только Джордж выбежал из комнаты, я вызвал Хейса, попросил его принести мне в библиотеку пива и сэндвичи, а сам рухнул в кресло за столом моего отца.

Хейс появился десять минут спустя с большой кружкой эля, аккуратно нарезанным хлебом и тарелкой с маслом и сыром.

– Хейс, бога ради, у нас что, нет холодного мяса?

– Была замечательная куриная ножка, милорд, но ее некоторое время уже никто не видел. Милорд, Иэн Макгоуан хочет поговорить с вами теперь, если вы не возражаете.

– Найдите эту куриную ножку! – прорычал я, вгрызаясь в хлеб с целеустремленной сосредоточенностью, которая исключала возможность рассмотрения каких-либо других вопросов.

Хейс вышел.

Почтительно вернувшись некоторое время спустя, он сообщил, что куриная ножка исчезла с лица земли. Ему даже хватило наглости сказать о вмешательстве колдуний. После этого, горя желанием поговорить с кем-нибудь трезвым и практичным, я потребовал пригласить Макгоуана.

– И принесите мне еще пива! – рассерженно крикнул я вслед Хейсу, в очередной раз спрашивая себя, как англичанин может жить в Ирландии и сохранять здравомыслие.

В комнату вошел Макгоуан, кислым голосом пожелал мне доброго дня и сообщил, что хочет оставить работу. Я с большим усилием удержался, чтобы не сказать: «Скатертью дорожка», вместо этого вгрызся зубами в мягкий кусок сыра. Почему ирландцы не умеют делать приличного твердого сыра – эта тайна известна только им.