Лев Демин - Хабаров. Амурский землепроходец

Онуфрий Степанов и Ерофей Павлович долго совещались наедине. Степанов решил написать с помощью Хабарова подробную челобитную в Сибирский приказ. В ней сообщалось о поведении Зиновьева, не вникавшего в дела, а стремившегося только к личному обогащению за счёт других.

— Напиши и ты челобитную, Ерофеюшка, — предложил Степанов, — тебе есть о чём написать.

— Вестимо. Только напишу не сейчас, а как доберусь до Москвы, — ответил Хабаров. — Коли напишу сейчас, аспид окаянный может выкрасть её и учинить мне расправу.

— Этот может.

Степанов выбрал себе помощником племянника Ерофея Павловича, Артемия Петриловского. Ставить об этом в известность отъезжающего Зиновьева он не стал. Да тот и сам не интересовался дальнейшей судьбой Приамурья.

Прощаясь с Хабаровым, Степанов жаловался ему:

— Митька Зиновьев, душегуб окаянный, начисто обобрал нас. Не оставил нам ни хлеба, ни пороха, ни свинца. Все запасы забрал с собой. Хлеб-де добывайте сами, где знаете, а порох и свинец, так и быть, пришлю с Тугирского волока, коли самому не понадобится.

— Не отчаивайся, Онуфрий. Хлеб сможешь приобрести у дауров и дючеров.

— Хлеб-то приобрету... А как обойтись без свинца и пороха?

— Запрашивай Якутск.

— Как сам-то?

— Со скверным чувством покидаю Амурскую землю. Ведь почти четыре года провёл здесь. Всякое терпел: и голод, и всякие невзгоды. Весь Амур прошёл от истоков до устья. Сердце болит, как подумаю, приезд Зиновьева не облегчил положение войска, а только усугубил. Беспокоит меня и судьба Третьяка Чечигина.

Третьяка, снабдив его пятью сопровождающими, Зиновьев решил направить посланником к маньчжурскому императору. В своё время на этом настаивал и Францбеков, но Хабаров не спешил выполнять распоряжение воеводы, так как предвидел серьёзные осложнения. Сведения о маньчжурском императоре или предводителе носили самый неопределённый, расплывчатый характер, и можно было только гадать, как дружелюбно или враждебно встретит он русского посланника. Чечигин был одним из близких соратников и друзей Хабарова, беспокоившегося за его судьбу. Понимая, что поездка Чечигина к маньчжурам неизбежна, Третьяк стал подбирать надёжных проводников из числа местных жителей. Но таких охотников не находилось, под всякими предлогами они уклонялись от рискованной миссий.

Хабаров попытался предостеречь Зиновьева от опрометчивого решения, но тот не счёл нужным прислушаться к советам Ерофея Павловича и подобрал в спутники к Чечигину первых попавшихся людей, случайных и ненадёжных. Зиновьев во что бы то ни стало стремился выполнить распоряжение Сибирского приказа, не вникая в реальную расстановку сил на Дальнем Востоке. Дальнейшая судьба Чечигина его не интересовала.

Покидал Зиновьев Приамурье в сопровождении 150 стрельцов из Сибирского приказа. Он увозил с собой весь ясачный сбор, ясачные книги и даже их черновики, чем создавал затруднения для работы Онуфрия Степанова. Зиновьев также забрал принадлежавшую Ерофею Павловичу пушнину, многие его личные вещи и наличные деньги, полностью ограбив Хабарова. Иванову и Полякову было приказано присоединиться к отряду и сопровождать его до Москвы, дабы там дать свои показания против Ерофея Павловича. Ещё забрал с собой Зиновьев всех толмачей и нескольких даурских женщин и подростков из числа пленных.

Перед выходом в обратный путь Зиновьев сказал своим людям лишь несколько слов:

— Осень в разгаре. Не за горами зима. Поспешим, чтобы до снега добраться к Тугирскому волоку. Там сделаем передышку и продолжим путь на лыжах и нартах.

В октябре 1653 года Зиновьев с отрядом был уже на Тугирском волоке. Здесь он переменил свои планы, позабыв о своём намерении продолжать путь на лыжах и нартах. Начальник зимовки успел построить для себя удобную избу. Это жильё вполне устроило Зиновьева, и хозяин был оттуда изгнан. В избе поселился Дмитрий Зиновьев с двумя охранниками. Своим приближённым он строго приказал:

— Следите за Хабаровым, чтоб не убег. Весной тронемся в дальнейший путь.

Итак, отряд Зиновьева на мелких дощаниках поднялся вверх по амурскому притоку Урке. Гребцы налегали на вёсла.

Хабаров испытывал неприятное чувство, ощущая постоянное внимание соглядатаев, следивших за каждым его шагом. Нетрудно было понять, что делали они это не по собственному почину, а по приказу Зиновьева.

На одной из стоянок Хабаров сошёл на берег и решил немного пройтись вдоль берега, чтобы поразмяться. Приставленные к нему казаки назойливо следовали за ним, а один из них даже не удержался и сказал Ерофею Павловичу угрюмо:

— Не увлекайся, мужик, не отдаляйся от дощаника. Как бы Зиновьев не повелел заковать тебя в кандалы, коли не угодишь ему. У нас это живо делается.

— Передай своему Зиновьеву, что такого удовольствия ему не доставлю, — сдержанно ответил Ерофей Павлович и повернул к судну.

Стоял октябрь. Деревья, росшие по берегам, сбрасывали листву, подхватываемую холодным ветром. Выше, на склонах холмов и гор, зеленели высокие ели.

Караван остановился в верховьях реки у опознавательного знака — врытого в землю бревна с перекладиной; люди высадились на берег у начинавшегося водораздела. По горным перевалам спускалась к Тугиру тропа, которую было принято называть Тугирским волоком. Она петляла по перевалам и уже была припорошена ранним снегом. Преодолев перевалы, спустились к Тугиру, а через некоторое время достигли Тугирского зимовья, состоявшего из двух избушек и амбара. В зимовье ютился небольшой отряд.

— Здесь зазимуем до следующей весны, — объявил Зиновьев своим людям.

— Пошто здесь, а не в Илимске, как обещал? — дерзко спросил один из казаков.

— Так мне угодно, — резко ответил Зиновьев. — Силы ваши берегу. Да и не уверен, что нарт и лыж на весь отряд хватит.

Дерзкий казак удовлетворился ответом и умолк.

Зиновьев с приближёнными занял самую большую избу. В другой в тесноте смогла разместиться лишь часть отряда, места всем не хватило. Пришлось наспех рубить ещё одну избу. В её строительстве принял участие и Ерофей Павлович. Плотницким делом он хорошо владел. Часть казаков, чтобы прокормиться, занялась охотничьим промыслом. Кроме того, Зиновьев наложил свою тяжёлую руку на припасы обитателей зимовья. Зимовщики роптали, протестовали, и в конце концов умолкли, так как были в меньшинстве. Однако их глава снарядил двух казаков и на собачьих упряжках направил их в Якутск к воеводе Акинфову с жалобой на Зиновьева и с просьбой о хлебной помощи. О цели поездки двух казаков стало известно и Ерофею Павловичу Хабарову.

Оба казака возвратились лишь к концу зимы. Жалобу на Зиновьева Акинфов переслал в Сибирский приказ с попутчиками-купцами, а в хлебной помощи отказал. Хабаров понял причину отказа: с какой стати якутский воевода должен кормить отряд пришлых людей Зиновьева, которые непременно воспользуются этой помощью, как уже воспользовались припасами хозяев зимовья? Воевода сообщил управляющему Тугирского острожка, что лишнего хлеба в Якутске нет, и посоветовал кормиться за счёт охотничьего промысла и рыбной ловли.