Лев Демин - Хабаров. Амурский землепроходец

— Я так понял из твоего рассказа, Ерофеюшка, что Приамурье суть край большого будущего. Край хлебный, с богатыми охотничьими промыслами, с великим добром, скрытым в его недрах и нам ещё малоизведанным. Речь может идти и о золотишке, и о серебряной руде.

— Знающие люди уверяют, что в недрах Приамурья немало скрыто сиих сокровищ.

— Не жалеешь, Ерофей, что связал свою судьбу с Амуром?

— Пошто жалеть?

— Давай, однако, прервём нашу беседу. Обед на столе нас ждёт. Перейдём в трапезную, — предложил Пашков.

За столом он прекратил свои расспросы и дал возможность гостю насытиться. Сам же воевода, как видно, уже успел отобедать и лишь не спеша потягивал из серебряной кружки холодный квас.

После обеда Пашков и Хабаров остались в трапезной. Воевода повернул русло разговора в ином направлении.

— Об Амуре, Ерофеюшка, можешь больше не рассказывать. Зрею, что край зело богат, для Руси полезен. Будем содействовать, чтоб людской поток в Приамурье не прекращался, а возрастал.

— Разумно рассуждаешь, воевода.

— А теперь расскажи мне, что у тебя получилось с Зиновьевым? Кажется, был человек направлен Сибирским приказом на Амур не ради праздного любопытства, не для того, чтобы поглазеть, что за река, какие туземцы там обитают. А провёл он там всего месяц или даже без малого месяц. Что ж успел сделать за такое время? Нахапал соболей и в обратный путь?

— Это ты верно подметил, воевода. Нахапал. Людей обобрал. Я больше всех пострадал. Но я не единственный.

— Скажу откровенно, Ерофей Павлович... Сей Зиновьев, шибко не понравился мне. Уклонился от таможенного досмотра груза. Бумаг на грузы не представил. Это, мол, всё моё, личное. С чего бы это?

— Я объясню — с чего.

— Любопытно. Послушаем твои рассуждения.

— Зиновьев ограбил многих казаков. Я ведь не единственный пострадавший. Порасспросите других и убедитесь, что я прав. Никаких бумаг на награбленное у него нет и не может быть.

— А скажи, Ерофей Павлович, откровенно, пошто Зиновьев так взъелся на тебя, что, как ты говоришь, держит чуть ли не за узника?

— Неужели не понятно?

— Коли было бы понятно, не спрашивал.

— Тогда слушай мою правду. Люди подтвердят её. За время амурской службы кое-что сумел я поднакопить. Правда, оказался в долгу как в шёлку. Задолжал прежнему воеводе Францбекову изрядную сумму, взятую у него, когда принялся я снаряжать амурский отряд. Долги выплачивал, но кое-что оставлял и себе. Зиновьев проведал про то и обвинил меня во всех смертных грехах, чтоб опорочить, увезти с собой в качестве узника и ограбить безнаказанно. Поплатились и другие, ежели поговоришь с людьми, убедишься, что я не вру.

— Порасспрашиваю. А к имуществу Зиновьева придётся стражу приставить. Пусть Сибирский приказ разбирается, что там краденое, что благоприобретенное.

— Разумно поступишь, батюшка.

Беседа Хабарова с енисейским воеводой продолжалась ещё долго. На следующий день Пашкова осаждали жалобщики, приносившие свои челобитные. Воевода выслушивал взволнованные и горькие рассказы о корыстолюбии и мздоимстве Зиновьева. Среди жалобщиков оказались бывшие недруги Хабарова Степан Поляков, Константин и Степан Ивановы.

Не спеша ознакомившись со всеми челобитными, Пашков удивлённо произнёс:

— Сердито!

— Как не быть сердитым, когда терпели от окаянного столько обид, поборов, грабежей, — сказал с нескрываемой ненавистью Степан Поляков. — Грабитель он с большой дороги. Пошли, батюшка, наши челобитные в Москву. Кровью сердца они написаны.

— Пошлём, не сомневайтесь, — обнадёживающе ответил воевода.

К вечеру, когда ходоки и жалобщики покинули воеводские палаты, Пашков вызвал рассыльного казака и приказал ему:

— Отыщи мне, хоть из-под земли достань этого Митяйку Зиновьева и пригласил в мои палаты.

— Где мне его найти? — робко спросил рассыльный.

— Это уж твоя забота.

Рассыльный убедился, что воевода не в духе и дальнейших расспросов или возражений не потерпит. Отыскать Зиновьева удалось не сразу. Тот бражничал в доме одного из купцов. Откликаться на приглашение воеводы он не спешил, выдерживал время.

Пашков до встречи ожидаемого гостя принял некоторые меры: усилил охрану воеводских палат, пригласил к себе двух помощников — казачьих сотников.

Наконец в сопровождении своих охранников прибыл Дмитрий Зиновьев. Подходил он к воеводским палатам не спеша, вразвалочку. У крыльца прибывшим преградили дорогу стражники воеводы.

— Велено пропустить тебя одного. А твои людишки пусть останутся на улице, — сказал Зиновьеву суровым тоном начальник стражи.

Зиновьев скверно выругался, но повиновался. Пашков встретил его словами, произнесёнными с ехидцей:

— Наконец-то осчастливил нас своим посещением, Митрий. Мог бы и пораньше наведаться, или государева власть для тебя не существует?

— Нет, отчего же... Собирался к тебе, воевода, да не шибко хорошо чувствовал себя с дороги. Какая-то хворь одолела.

— По тебе и видно. Небось с купчишками бражничал.

— Немощь моя внутри сидит, не увидишь, — дерзко ответил Зиновьев.

— Я не знахарь, чтоб разбираться в твоих немощах. Скажи мне, Зиновьев, почему уклонился от таможенного досмотра, не представил всех бумаг на груз?

— Так ведь... Везу-то в основном собственное имущество.

— Откуда столь много пушнины?

— Что сам скупил у амурских казачишек, что дарили по щедрости душевной. Вот и набралось...

— В таможенных бумагах сие отмечено?

— Зачем же бумаги писать, волокиту разводить, коли то добро моё собственное, а не государево.

— Не много ли везёшь «собственного» добра?

— Так уж получилось.

— А люди твои говорят другое.

Зиновьев насторожился, а Пашков сделал паузу, пытливо вглядываясь в собеседника, и продолжал:

— Вот что я тебе скажу: весь твой груз, который не записан должным образом, своей воеводской властью задерживаю.

Почувствовал Зиновьев, что дело принимает нежелательный для него оборот, и с обидой воскликнул:

— Пошто обижаешь, воевода? Грабитель я какой, что ли?

— Помолчи, не перебивай. Твои люди утверждают, что ты первостатейный грабитель, вымогатель.

— Это всё Ерофейка Хабаров наябедничал. У самого-то пыльце в пушку.

— Не только он в обиде на тебя. Многие на тебя жаловались, писали челобитные, обобрал, мол.

— И ты поверил?

— Одному жалобщику мог и не поверить. А когда таких обиженных, обобранных тобой десятки, как не поверить?

— Как же ты с моим грузом поступишь?

— А вот как: направим его с надёжными людьми в Первопрестольную. Пусть Сибирский приказ разбирается с ним — что в этом грузе твоё, законное, что незаконное, то бишь награбленное.

— Зачем ты так, воевода? Я всё же государев человек, как и ты.