Лев Демин - Хабаров. Амурский землепроходец

— Дозволь, батюшка, вопрос тебе задать.

— Спрашивай.

— Жив ли Палицын?

— Это какой Палицын?

— Тот самый, что воеводой в Мангазее когда-то служил. Душевный человек. Много добра мне сделал. Андреем Фёдоровичем его зовут.

— Ах, этот? Одряхлел старче. К нам уже редко заглядывает. В основном живёт в своём подмосковном имении.

— Московский дом его был прежде возле храма Василия Великого в Тропарях.

— Дом этот стоит на прежнем месте. В нём, кажись, сынок Андрея Фёдоровича обитает.

Дьяк распорядился, чтоб мальчик-казачок проводил Хабарова до постоялого двора.

Ерофей Павлович не стал отдыхать, а сразу же отправился на поиски дома Палицына. Отыскать нужный дом стоило некоторого труда. В переулке произошли изменения. Появились новые строения, не похожие на прежние. Они были воздвигнуты на месте выгоревших во время очередного пожара. Такие пожары в скученной деревянной части города случались нередко. Поиски в конце концов принесли результат: дом Палицына отыскался. На продолжительный стук в тесовые ворота вышел слуга, седобородый старик в тёмном суконном кафтане.

— Хотел бы видеть Андрея Фёдоровича, — произнёс Хабаров.

— А почто, батюшка, Андрей Фёдорович тебе потребен? — пытливо спросил слуга.

— Мы с ним старые знакомые. Ещё по Мангазее.

— Вот оно что? Барина-то нашего нет в Москве. Неважно у него со здоровьем. Удалился в имение своё подмосковное.

— А когда будет в городе?

— Сие не могу знать. Заходи, мил человек, справляйся. Может, и повезёт тебе на встречу.

Так ни с чем и возвратился Хабаров на постоялый двор, хотя и не теряя надежду встретить когда-нибудь бывшего мангазейского воеводу.

Через пару дней тот же казачок из Сибирского приказа появился на постоялом дворе и сообщил Хабарову, что сам глава Сибирского приказа Трубецкой готов принять его. Ерофей Павлович сменил одежду на парадную и поспешил на встречу.

В ту пору Сибирский приказ возглавлял видный вельможа, князь Алексей Никитич Трубецкой, политический и военный деятель, дипломат, сыгравший во внутренней и внешней политике Российского государства заметную роль. Весь облик выдавал в нём высокого титулованного сановника — бархатный тёмно-синий кафтан, отороченный соболиным мехом, красные сафьяновые сапоги. Серебристая борода вилась затейливыми кольцами.

Несмотря на свой сановный вид, держался Трубецкой просто, открыто. Умел располагать к себе собеседника и вызвать на откровенность. Его беседа с Хабаровым завязалась легко и открыто. В палате главы Сибирского приказа, обставленной тяжёлой дубовой мебелью, присутствовал и дьяк Григорий Протопопов.

— Стало быть, Ерофей Хабаров собственной персоной? — такими словами встретил пришельца глава приказа.

— Так точно, — отчеканил Хабаров.

— Можешь не рассказывать мне о своих амурских делах. Дьяк, я ведаю, беседовал с тобой и выслушал твой рассказ. А потом он пересказал тот рассказ во всех подробностях мне. Молодец ты, Хабаров. Велика твоя заслуга в присоединении к Отечеству нашему Приамурья или, как мы его называем, Даурии. Большое дело сделал ты со своими людьми. Немало пришлось выслушать от Зиновьева всяких жалоб на тебя. Но это всё мелочи в сравнении с твоими великими заслугами. Имеешь ли, Хабаров, ко мне какие просьбы, вопросы?

— Как не быть, Алексей Никитич. Зиновьев не по совести поступил со мной. Изобидел меня, издевался, вымогательствовал и мучительствовал. К тому же лишил меня имущества. Ограбил едва ли не до нитки.

— Обвинение серьёзное, Хабаров. Пиши на Зиновьева жалобу. Разберёмся, — сказал Трубецкой. — Посмотрим, в чём он прав, в чём не прав. Назначим следствие. Кого бы привлечь для такого дела?

— Вопрос был задан дьяку Григорию Протопопову. Дьяк, не раздумывая долго, произнёс:

— Расследование можно было бы поручить Григорию Семёновичу Куракину. Человек он дотошный, неторопливый. Я думаю, на него можно положиться. А мягкую рухлядь, которой лишился Хабаров по милости Зиновьева, пусть оценит купец гостиной сотни Афанасий Гусельников. Именитый купец. Его все знают. И у него великий опыт по оценке пушнины, особливо соболя. А ещё привлечь можно целовальника суконной сотни Нестора Парфёна Шапошникова.

— Пусть будет по-твоему, Григорий, — согласился глава приказа.

На этом беседа с Трубецким и закончилась. Алексей Никитич вышел из-за массивного дубового стола, украшенного резьбой, пожал Хабарову руку и сказал напоследок:

— Поразмыслим, Ерофей... Коли есть у тебя какие пожелания, вопросы, обращайся к нам, не робей. Ко мне, пожалуй, тебе пробиться будет трудно, знаю. Я человек занятой, задавленный всякими заботами о Сибири. Тормоши моего дьяка. Он всегда к твоим услугам. Ты ему понравился.

— Алексей Никитич прав, — поддакнул Протопопов.

Покидал приказные палаты Ерофей Павлович, обнадеженный и обрадованный приёмом у Трубецкого. Глава приказа принял его вполне доброжелательно, сердечно, выслушал и пообещал, что его жалоба будет рассмотрена. Остаётся только написать подробную челобитную и передать её дьяку.

А в ближайшие дни Хабарова ожидала ещё одна приятная новость. На постоялом дворе появился слуга Андрея Фёдоровича Палицына и сообщил:

— Барин наш изволили прибыть в Москву. Желают тебя, батюшка, повидать.

Хабаров незамедлительно направился к Палицыну. Тот мало походил на прежнего мангазейского воеводу. Годы взяли своё. Ссутулился Андрей Фёдорович, заметно поредели волосы на голове — уж блестела лысина. И зрение сдало. Палицын долго вглядывался в лицо гостя и узнал-таки.

— И ты постарел, Ерофеюшка. Расскажи про свои дела.

— Долго рассказывать.

— А нам спешить некуда. Помнишь, старался увлечь тебя, тогда ещё молодого, рассказами о Сибири, о реке Лене. Что-то запало в твою душу, какое-то зёрнышко.

— Запало, Андрей Фёдорович. Судьба Приамурья стала делом всей моей жизни.

— Похвально.

— Сам глава приказа князь Трубецкой сказал мне доброе слово, оценил мои усилия. Понравился я ему, кажется.

— Ещё бы ты не понравился. Знаю я Трубецкого. Башковитый мужик, хотя и князь, и щёголь. К престолу близок. Дошли до меня слушки, что Митька Зиновьев подкапывается под тебя. Жалобы строчил на тебя Трубецкому.

— Слава Богу, Алексей Никитич не придал значения его наветам.

— Из-за чего сыр-бор разгорелся у тебя с Митькой.

Хабаров был вынужден рассказать Палицыну о своих злоключениях, обидах и притеснениях со стороны Зиновьева, о потерянном имуществе, о своём намерении искать справедливости.

— Буду требовать возвращения утраченного имущества. Доброе отношение ко мне Трубецкого обнадёживает, что я своего добьюсь, — такими словами Ерофей Павлович подытожил своё повествование.