Лев Демин - Семен Дежнев — первопроходец

— Что я должен выслушать?

— Гадкий человечишко твой Васька.

— Не то чтобы слишком уж гадкий. Неустойчивый. Клонишься в ту сторону, куда ветер дует.

— Вот, вот. Не сразу распознал я, что ты за человек, Семён Иванович. Щедрой души ты человек. А я, Васька, обижался на тебя. Мелкие обиды правду затемнили. Послушался Юшка, поверил злым его наговорам на тебя.

— Полно, полно, Василий. Не надо об этом. Я ведь человек незлопамятный. Зла на тебя не держу. Ошибался ты. Так ведь и я не святой угодник. Тоже, наверное, в жизни всякое случалось.

— Донос на тебя кляузный писал. Юшко подсказывал, как писать.

— Забудем, Василий.

Дежнёв проявил твёрдость и выдать товарищей наотрез отказался. Ведь бывшие беглые усердно служили в суровых условиях Анадыри, стали его товарищами, соратниками, разве они не искупили сполна свои прегрешения, не делили с отрядом все тяготы и лишения, не терпели все вместе голод, холод и всякую нужду?

Семён Иванович посылает отписку якутскому воеводе, где мотивирует своё решение не отпускать беглых в Якутск для судилища. Напоминает, что беглые теперь несут вместе с ним на Анадыри государеву службу.

Якутским воеводой к тому времени был уже не Францбеков, благоволивший Селиверстову, поэтому Юрий лишился прежней поддержки влиятельного главы власти Восточной Сибири. Все усилия Юрия нанести удар Дежнёву, ослабить его отряд, оказались тщетными. Примечательно, что Семён Иванович вступился за Бугра, который пошёл было на поводу у Селиверстова и даже писал кляузный донос на Дежнёва. Вот ещё убедительный пример того, как Семёну Ивановичу были чужды мстительность, сведение личных счетов.

За последние годы произошло немало разных событий. Сменилось несколько воевод с тех пор, как Дежнёв покинул Якутск. Обычно каждый новый воевода не засиживался долго. Политика центральной власти заключалась в том, чтобы воевода менялся через не слишком продолжительный срок, чтобы он не превратился в этакого бесконтрольного удельного князька.

А тем временем всё новые и новые отряды служилых и промышленных людей уходили к далёким окраинам восточной Азии. Настало время отчитаться перед властями, рассказать о своей деятельности, о том, что произошло с ним и его товарищами.

Семён Иванович составляет отписку: ёмкий, насыщенный информацией документ. Как и другие дежнёвские документы, он писался писарем под диктовку Дежнёва. Отписка лишена строгой последовательности изложения. Нередко автор прерывает изложение событий текущего года, возвращаясь в прошлое или забегая вперёд. К отписке были приложены челобитные других служилых и промышленных людей, писавших о своих нуждах. Подал челобитную на Селиверстова его человек Данила Филиппов, чем-то им обиженный. В ней раскрывались всякие неблаговидные поступки Юрия. Сам же Дежнёв в своей отписке говорит о злоупотреблениях Селиверстова скупо и сдержанно. Но челобитную Данилы он принял и приложил к документам, направляемым в Якутск.

Делом трудным, хлопотливым и долгим была доставка почты в столицу воеводства. Дальняя дорога занимала многие месяцы, не исключалась возможность нападения неясачных юкагирских князцев на Аюнском камне. И всё же решается Дежнёв снарядить в дорогу двух казаков — Сидора Емельянова и Панфила Лаврентьева. Проводником вызвался пойти бывший аманат Чекой. Из заложника он стал преданным другом русских, вызывавших его расположением добрым, гуманным обращением. В голодное время зимовщики сами голодали, а Чекоя кормили.

Гонцы с почтой отправились в путь в начале апреля 1655 года. Кроме отписок и челобитных они везли ведомость с указанием добытой моржовой кости. Гонцам было велено передать на Колыме почту служилым и торгово-промышленным людям, чтобы те с первой же оказией переслали её в Якутск.

Между тем река очистилась ото льда. Наступил новый промысловый сезон. Он не принёс такого стихийного бедствия, широкого разлива реки, какой случился в прошлом году. За минувшую зиму дежнёвцы восстановили зимовье, обновили его строения и ограду, приняли некоторые защитные меры против угрозы нового паводка. Торговые и промышленные люди снова вышли на промысел. На этот раз Дежнёв оставался в зимовье — много было забот по хозяйству. А во главе промысловой экспедиции он послал Никиту Семёнова, своего помощника. Не ходил на промысел и Селиверстов, сказался больным. А к анадырской корге послал своего человека, Павла Кокоулина. Промысел 1655 года оказался на редкость удачным. Погода благоприятствовала, и зверя было много. Да и экспедиция была хорошо подготовлена. Обе артели заготовили много моржовой кости, нагрузив ею корабли. Но удачная экспедиция омрачилась трагическими последствиями. Возвратившись в зимовье, Никита Семёнов докладывал Дежнёву:

— С богатой добычей вернулись, Семён Иванович.

— Других слов и не ждал от тебя, Никитушка. Спасибо тебе.

— Да вот... не только с хорошими вестями прибыл.

— Случилось что-нибудь?

— Беда горькая случилась. Напоследок набежал с моря шквал. Сорвал с якоря селиверстовский коч. А на нём было четырнадцать промышленников во главе с Павлом Кокоулиным.

— Люди спаслись?

— Вряд ли. Коч унесло в море, должно, потрепало крепко.

— Жалко людей. Надо бы Юрию сочувствие выразить.

— Надо ли? Дрянной человечишко этот Юшко. Сам ведь знаешь.

— Бог ему судья. Надо же по-человечески поступить.

О дальнейшей судьбе Кокоулина и его артели ничего не известно. По-видимому, все они погибли.

Дежнёв всё же посетил Селиверстова, уже знавшего о несчастье. Насупившийся, сгорбившийся от навалившегося на него горя, он угрюмо молчал. Как-то безучастно выслушал соболезнование Семёна Ивановича, не поблагодарил его за сочувствие. Сказал тускло, безразлично:

— Решил я в Якутск возвращаться. Вольготнее тебе будет без нас.

Дежнёв ничего не ответил на эти слова. А Юрий Селиверстов с грустью подсчитывал убытки, нанесённые половодьем и гибелью коча: теперь ему вовек не рассчитаться с долгами. Отряд его понёс большие потери. Уцелевшие люди роптали. Всё это заставило Селиверстова принять решение о возвращении в Якутск. Осенью он добрался через Анюйский камень до Колымы и там зазимовал. Следующим летом остатки его отряда смогли дойти на коче до Жиганска на Лене, а оттуда зимним путём на собачьих упряжках пришли до Якутска.

В центре воеводства Юрия Селиверстова ожидали большие неприятности. Его благодетель, прежний воевода Францбеков, плохо кончил. Администратор-казнокрад вызвал всеобщее недовольство служилых, промышленных и торговых людей. Выразителем этого недовольства стал ярославец Никита Агапитов Малахов, попытавшийся бороться с воеводой в духе своего времени. Вообще всех воевод он считал ворами и разбойниками с тех пор, как его без всякой на то причины истязал первый из якутских воевод. Каждому встречному Никита Агапитов рассказывал про вещий сон.