Лев Демин - Семен Дежнев — первопроходец

Итак, предстоял обратный путь. Неужели он, Семён Иванович Дежнёв, немало потрудившийся на своём веку на государевой службе, вернётся в Сибирь рядовым казаком? Неужели не заслужил звания сотника? Эти вопросы невольно вставали перед ним.

Своими мыслями Дежнёв поделился с Иваном Ерастовым.

— Скажи, Иване, по совести, заслужил я звание сотника?

Сложились добрые отношения, почти приятельские, хотя и разделяла их большая служебная разница. Ерастов был сыном боярским, а Семён Иванович только рядовым казаком.

— Конечно, Семейка, заслуживаешь сотника. Давно заслуживаешь, — отвечал, не задумываясь, Ерастов. — Моя бы на то воля... Подай новую челобитную на имя царя нашего Алексея Михайловича.

— Удобно ли? Я и так много всяких челобитных подавал.

— Удобно. Под лежачий камень, говорят, вода не потечёт. Давай вместе составим. Помогу тебе и сам напишу.

— Вот спасибо тебе, Иване. Поклон низкий тебе.

Ерастов помог Дежнёву составить такую челобитную и написал её своим крупным почерком. В ней опять речь шла о продолжительной службе Семёна Ивановича, о том, что он не раз служил «приказным человеком вместо атамана» и просит за длительную и усердную службу, и за кровь, и за раны, и за «ясачную прибыль... поверстать в сотники». Звание сотника означало и заметную прибавку к жалованью.

Дежнёв остался доволен содержанием челобитной, когда выслушал содержание текста, написанного Ерастовым.

— Низкий поклон тебе, Иване.

Подумал Семён Иванович и упросил Ерастова прибавить к челобитной ещё просьбу: разрешить ему, Дежнёву, ежегодно покупать в Якутске «про свой обиход», то есть на свои нужды, «по триста пудов хлебных запасов».

— Зачем тебе такие большие запасы? — спросил с любопытством Ерастов.

— Хочу выступить организатором промысловых экспедиций, нанимать покручеников. Потому-то и потребен мне хлебный запас.

— Одобрит ли такую просьбу Стрешнев? — высказал сомнение Ерастов. — Хочешь перейти дорогу промышленникам. А у них покровители среди богатого московского купечества. Не захочет с ними Родион Матвеевич ссориться.

— Посмотрим.

Просьбу Дежнёва Ерастов всё же выполнил и приписку к челобитной сделал.

Ответ на челобитную на этот раз Дежнёв дождался быстро. Его пригласили к начальнику приказа.

— Порадую тебя напоследок, Семён Иванович, — сказал ему Стрешнев. — Заслуги твои учли и просьбу твою не то чтобы выполнили, а приняли во внимание. Ты просил дать тебе чин сотника. Так ведь?

— Точно так.

— Видишь ли, какое дело. Чиновные люди из Сибирского приказа рассмотрели твою челобитную, изучили «именные книги» Якутского воеводства. На всё воеводство положено три сотника. И все эти три сотника там уже служат. Не убеждён, что все они достойные фигуры и на своём месте. Вот, например, на должности сотника записан Амос Михайлов. Что он делает в этой должности, не пойму. Ехал, ехал до Анадыри, чтоб тебя сменить, не доехал. Или не захотел доехать?

— Выходит, Родион Матвеевич, не судьба мне в сотники выйти?

— Обожди. Выслушай меня до конца. Стали мы думать, как твоё усердие отметить. Зарекомендовал ты себя, казак, хорошо. Ещё раз посмотрели «именные книги» и отыскали в них то, что тебе надобно. Нашёлся свободным оклад атамана. Да будет тебе известно, атаман по своему рангу не ниже сотника. Возрадуйся, атаман Дежнёв.

Семён Иванович совсем растерялся и не смог произнести ни одного слова, только прослезился на радостях.

— Вот и слезу пустил, словно красна девка. А ещё боевой казак, — пошутил Стрешнев. — Поздравляю тебя с чином атамана. И дозволь обнять тебя, атаман...

Родион Матвеевич вышел из-за стола и по-простецки обнял оробевшего Дежнёва. На радостях Семён Иванович принял спокойно отказ в его второй просьбе покупать хлебные запасы.

— Твоё дело нести казачью службу и не вторгаться в дела купцов и промышленников, — так объяснил свой отказ Стрешнев.

Он не сказал, что приказ покровительствовал торговым людям, связанным с богатым московским купечеством. И негоже было бы потворствовать казакам, которые стремились стать соперниками купцов и промышленников. Правда, всякое правило могло иметь исключения. Казак Стадухин, например, широко занимался предпринимательством, торговал, ссужал деньги под высокие проценты. Но происходил Михайло из богатой семьи, принадлежал к казачьей верхушке и имел очень сильную руку в правительственных верхах среди богатого московского купечества. Такой сильной руки у Семёна Ивановича не было.

Итак, согласно царскому решению, Дежнёв был произведён в казачьи атаманы. Ему установили годовой оклад в девять рублей, семь четвертей ржи, четыре четверти овса и два с половиной пуда соли. Якутскому воеводе Сибирским приказом была направлена царская грамота о назначении Семёна Ивановича атаманом.

В это же время, незадолго до отъезда из Москвы, Дежнёв подал ещё одну челобитную. В ней он просил отправить вместе с ним в Сибирь для государевой службы племянника Ивана Иванова с женой Татьянкой. Оба проживают, указывалось в челобитной, в Великом Устюге, «ни в тягле, ни в посаде». Это выражение означало, что он свободный человек, не закрепощённый, не кабальный. Свободного, не являющегося собственностью помещика, власти могли отпустить в Сибирь беспрепятственно. Сибирский приказ выдал без затруднений «проезжую грамоту» на имя Семёна Дежнёва с семьёй племянника.

Настало время отъезжать из Москвы. Дежнёв намеревался продлить свою сибирскую службу и делился своими планами с Ерастовым:

— Есть ещё силёнка, Иване, послужим.

— Вижу, Семейка, атаманский чин прибавил тебе бодрости.

— Определённо прибавил. Буду ходить в дальние походы, зимовать в малом зимовье или острожке, терпеть нужду и голод, коли придётся. Промышлять соболя и моржа.

— Не пора ли посчитаться с возрастом, Семейка? Занял бы подобающую должность при воеводе.

— Я ведь непоседа. Спокойная жизнь не по мне. Да и с воеводой не уживусь.

— Значит, снова скитания? Под туземные стрелы хочешь?

— С туземцами уживусь. Если к ним с добрым словом, с увещеваниями, а не со злобой и «огненным боем». Только так склонишь их к миру и государевой службе.

— Подумай, однако, Семейка. Ты ведь теперь атаман. По чину и служба тебя ожидает.

— Какая бы ни была служба... К самой суровой службе привык. Готов снова отправиться на дальние реки, хоть на Колыму, хоть на Анадырь. Где ещё такая природа, такие богатства, такое раздолье!

Перед отъездом получил Семён Иванович в Сибирском приказе проезжую грамоту, в которой была сделана такая запись:

«Да ему ж, Сеньке, по нашему велению государя указу велено взять на Устюге Великом племянника Ивашку Иванова з женою с Татьянкою Григорьевой дочерью, будут они вольные, а не тяглые и не беглые, и не кабальные, и не крепостные и никому до них дела никакого нет».