Лев Демин - Семен Дежнев — первопроходец

Наша точка зрения подкрепляется и теми немногими документами, которые оказались нам доступны. Возьмём, например, отписку Гаврилова: «И мы его, Семейку Дежнёва, отпустили для тое прибыли с торговым человеком, с Федотом Алексеевым». Заметим, ничего не говорится о назначении Семёна Ивановича начальником отряда. Выражение «Семейку Дежнёва отпустили с торговым человеком, с Федотом Алексеевым» следует истолковывать только так: Семёна Ивановича откомандировали в распоряжение, а значит, и в подчинение Холмогорца. Федот Алексеев здесь выступает как главное лицо.

Не будем забывать и о соотношении служебных рангов этих двух лиц. Федот Алексеев целовальник, высокое должностное лицо в правительственной иерархии. Этот ранг возвышал его над другими. По существующим тогда правилам, крупный торговец, отправлявшийся в поход, становился целовальником, то есть государственным чиновником, в ведении которого находились сбор пошлин с заготовителей пушнины и другие денежные операции. А Семён Дежнёв оставался рядовым казаком, на которого возложен сбор ясака и военная охрана экспедиции, помощь её предводителю. Экспедиция снаряжалась за счёт участвовавших в ней торговых и промышленных людей, причём основную долю внёс Федот.

Давая прощальное напутствие Дежнёву, Гаврилов сказал весомо:

— Ты теперь, Семейка, правительственное лицо при начальнике экспедиции. По-прежнему остаёшься, казак, на военной службе. Считай себя помощником Холмогорца по военным делам.

Забегая вперёд, скажем, что судьбе было угодно, чтобы довёл до конца героический поход и оповестил потомков о славном подвиге мореплавателей Семён Дежнёв, а не Федот Алексеев. И поэтому имя Семёна Ивановича по праву вошло в историю, привлекло многих исследователей, писателей, оказалось увековеченным на географической карте наряду с именами Хабарова, Атласова, Пояркова и других великих землепроходцев.

Но не будем забывать и его сподвижника Алексеева, инициатора и организатора похода. Возникает чувство горечи от того, что имя Холмогорца не то чтобы совсем забыто, но известно несравненно более узкому кругу людей, и никак не запечатлёно на карте. Открытие восточной оконечности Азии и пролива, отделяющего азиатский материк от американского, — это и его заслуга.

Летом 1647 года экспедиция в составе четырёх кочей вышла из устья Колымы в Студёное море и взяла курс на восток. Ледовая обстановка на море в этом году была исключительно неблагоприятной. Плавучие льды затрудняли поход. Их становилось всё больше и больше на пути. Наконец мореплаватели встретили сплошную непроходимую массу льдов, переходящую на горизонте в нагромождение торосов. Алексеев принялся совещаться с Дежнёвым.

— Что решим, казак? — спросил Федот.

— Какая досада! — воскликнул Дежнёв.

— Я тоже хотел бы завопить — досада. А что будем делать?

— Зря потратили время на плавание.

— И вовсе не зря. Лишний раз убедились, что со Студёным морем не шутят.

— Тогда поворачиваем в обратный путь на Колыму, чтобы готовиться к новому походу. Поразмыслим, не было ли с нашей стороны каких упущений.

— Вот это разумное решение, Семейка. Ведь не каждый год такие ледяные заторы встречают мореплавателей.

— Вестимо, не каждый.

Неудача не остановила неутомимых путешественников. Экспедиция зазимовала на Колыме, стараясь тщательней подготовиться к выходу в море будущим летом. Подготовкой экспедиции к новому походу занимался сам Федот Алексеев. Число участников плавания возрастало. И это заставило Холмогорца вложить в организацию дела новые средства. А Семён Дежнёв в течение зимы промышлял на верхней Колыме. К этому его принуждала великая нужда. Готовясь к экспедиции, он был вынужден изрядно потратиться на закупку снаряжения, припасов и влез в долги. С долгами хотелось побыстрее рассчитаться и пополнить свои припасы.

Заколебался было Дежнёв — участвовать ли в новом походе. Но быстро преодолел свои колебания и твёрдо решил отправиться в новое плавание. Видимо, сыграло свою роль влияние Федота Алексеева, вызывавшего у Семёна Ивановича симпатию деятельным, энергичным и вместе с тем уравновешенным характером. Между этими замечательными людьми сложились вполне дружественные отношения.

В конце июня 1648 года в плавание вышли уже не четыре, а шесть кочей. Караван судов выходил из Среднеколымска, служившего зимней базой экспедиции. Здесь шла подготовка к новому плаванию и велась широкая ярмарочная торговля. В Студёное море корабли выходили не ранее конца июля, когда открываются благоприятные условия морской навигации.

В Нижнеколымске кочи сделали остановку, чтобы обновить запасы пресной воды и произвести последние покупки у местных купцов. В колымском устье к экспедиции пристал на своём коче беглый казак Герасим Анкудинов с лихой ватагой из тридцати человек. Были среди них бывшие казаки и люди, служившие у торговцев. Непокорный их дух не мог смириться с произволом властей и их подручных, а дерзкий и шальной нрав толкал их на отчаянные поступки. Это могли быть и обиженные служилые люди, и задавленные долговой кабалой покрученики, и просто отчаянные головы, провинившиеся перед законом. Из таких-то беглых и сколотил ватагу сообщников Анкудинов, начав самостоятельный промысел на удалённых от Лены реках, а порой не брезгуя и откровенным разбоем. За год до выхода экспедиции Алексеева-Дежнёва в море анкудиновская ватага ограбила в Нижнеколымске служилых и промышленных людей. Потерпевшие подали на имя царя «известную» челобитную, но она не возымела никакого действия. Всякая попытка властей вести борьбу с такими разбойными ватагами оказывалась малоэффективной. Лихие люди терялись в лесах и в тундре необъятной Восточной Сибири, словно иголка в стоге сена. Бывало, что беглые после долгих скитаний и злоключений возвращались на государеву службу. Испытывая постоянный недостаток в служилых людях, власти готовы были сквозь пальцы смотреть на их прежние прегрешения — лишь бы служили.

В одном из рукавов Колымского устья передовой коч экспедиции, на котором пребывал Холмогорец, повстречался с анкундиновским кочем. С его борта люди засигналили, давая знать, что есть намерение встретиться с главой экспедиции. С передового коча ответили согласием.

На борт поднялся плечистый рыжебородый мужик с резкими чертами лица, выдававшими властный характер. Это и был сам Анкудинов.

— Желаю до Федота Алексеева, — резко выговорил он, отстранив вставшего было на его пути вахтенного.

— Кто таков? — произнёс Федот, выйдя из лоцманской каюты на палубу.

— Анкудинов Герасим я.

— Не тот ли Анкудинов, что с разбойной ватагой по рекам рыщет, разор великий учиняет?