Лев Демин - Семен Дежнев — первопроходец

— Обиталище чухоцких людей, — высказал предположение Дежнёв.

— Почему их так мало? — спросил его один из казаков.

— Вероятно, остальные откочевали в глубь этой земли, — высказал предположение Семён Иванович и с любопытством стал разглядывать небольшое чукотское поселение. Труба была давнишним приобретением. Её он приобрёл ещё в Архангельске у купца-бусурманина, не то англичанина, не то норвежца, и берег как зеницу ока. Дежнёв ожидал, что Федот примет решение бросить якорь у входа в бухту и съехать на берег, чтобы завязать отношения с обитателями прибрежного селения. Но Холмогорец не подал сигнала бросать якорь, и караван продолжал путь.

За проливом выступал в море остриём мыс Шелагский, а за ним пошла слабоизрезанная кромка берега. Иногда на нём появлялись небольшие стада диких оленей. Изредка на берегу можно было увидеть чукотские или эскимосские поселения. Русские землепроходцы ещё не различали эти два народа и объединяли их общим понятием «чухчи» или «чухоцкие люди».

— Глянь-ка, чухчи, — говорил казак, наблюдавший за берегом, если первым замечал дымок на берегу или остроконечные чумы, крытые шкурами.

Дежнёв вспомнил последний разговор с Федотом Алексеевым. Готовясь к восточной экспедиции, Холмогорец пытливо расспрашивал многих юкагир, что им известно о чухоцких людях, проживали ли к востоку от Колымы другие народы.

Проведал от местных казаков, что к западу от колымского устья, по рекам Большой и Малой Чукочьей обитала небольшая группа чукчей, откочевавшая сюда от основной массы их расселения. Эти западные чукчи держались обособленно, но всё же избежать полностью контактов с юкагирами не могли. Через юкагирского толмача, общавшегося с чукотскими соседями, удалось получить некоторые сведения.

Добытые сведения, к великому разочарованию Алексеева, были скудны, отрывочны и противоречивы. Но всё же, собирая их по крохам, удалось представить некоторую картину, которой Федот счёл необходимым поделиться с Дежнёвым.

Население обширного и неизведанного пространства к востоку от Колымы не было единым и представляло собой пёструю картину. Обширные тундровые пространства за этой рекой заселяли чукчи, которые вели частично кочевой, частично оседлый образ жизни. Селения оседлых людей тяготели к морскому побережью, и их обитатели занимались морским промыслом. На морском побережье чукотские поселения чередовались с поселениями какого-то другого народа, обладавшего своим наречием, отличного от говора чукчей. Собеседники не могли назвать Холмогорцу имя этого народа, как и объяснить — отличается ли его жизненный уклад от чукотского. Теперь мы можем быть уверены, что речь шла об эскимосах, хотя в те далёкие времена этот термин — эскимосы — был неизвестен русским.

Из той скупой информации, которая попала в руки Федота Алексеева, нельзя было заключить, что у чукчей, как и у их ближайших соседей, сложились племенные союзы и существовали племенные вожди. Очевидно, эти народы находились ещё на значительно более низкой стадии развития, нежели якуты-саха и даже тунгусы.

Ни Холмогорец, ни Дежнёв не могли знать, что эскимосы Чукотки составляли западную ветвь народа, расселённого на огромной территории Крайнего Севера Американского материка и прибрежной полосы гигантского острова Гренландии. По своему быту и образу жизни эскимосы напоминали прибрежных оседлых чукчей. Эскимосский язык относился к эскимосско-алеутской семье народов. В XVII веке шёл интенсивный процесс ассимиляции эскимосов с чукчами. Между ними часто заключались смешанные браки. Впоследствии остатки эскимосского населения растворились в чукотской среде, утратили свой язык. Поэтому часто было трудно определить — чукотское это или эскимосское поселение.

Обо всём этом, что мы, пользуясь современной терминологией, называем этнической ситуацией на крайнем северо-востоке Сибири, ни Федот Алексеев, ни Семён Дежнёв не были осведомлены. Пройдут многие десятилетия, прежде чем учёные-географы и этнографы расскажут о сложной этнической карте и этнических процессах этого далёкого региона.

Зато наши путешественники слышали от юкагир, что за хребтом, к югу от верховьев Колымы и от расселения чукчей, живёт воинственный народ, получивший название коряков. Они, как и чукчи, делились на прибрежных оседлых, занимавшихся морским промыслом, и кочевников — оленеводов, обитавших в удалённых от морского побережья горных районах.

— Как мы мало знаем об этих неведомых народах, — с сожалением сказал Дежнёв, выслушав Алексеева.

— Что-то смогли сообщить нам юкагиры, — поддержал его Федот. — Будем выходить из нашего неведения. Разве не в этом одна из главных задач экспедиции? Что мы знаем, например, о верованиях чукчей и их соседей?

— Кое-что знаем, Федот, — ответил Дежнёв. — Юкагиры рассказывали, что у них с чукчами много общего в верованиях. То же поклонение силам природы, злым и добрым духам. Шаман — влиятельная и уважаемая фигура в обществе.

— Это общая черта в жизни, обычаях северных народов. Наверное, у чукчей есть какие-то особенности.

— Знакомый юкагир рассказывал мне, что чукочий шаман часто и глава рода. И члены рода смотрят на него как на существо, наделённое особой силой. Эта сила вступает в соприкосновение со злыми и добрыми духами. Она может помешать козням злых духов и воспользоваться поддержкой добрых.

— Любопытно. Интересные сведения ты получил от юкагира, — сказал поощрительно Федот Алексеев.

— Расспрашивал его — как выглядит чукотский шаман. Какое облачение носит?

— И что тебе сказал тот юкагир?

— А вот что сказал. Шаман носит платье, отличающее его от других. Оно увешано лентами и погремушками. В руках у него непременно бубен с колотушками. Он приплясывает, ударяя в бубен, и доводит себя до неистовства. Люди верят, что в таком состоянии шаман вступает в общение со злыми и добрыми силами.

— А я приметил, что юкагиры недолюбливают чукоцких людей.

— Мягко сказал, Федот, недолюбливают. Здесь острая межплеменная вражда. Объясаченные юкагиры постоянно подвергаются набегам со стороны воинственных чукчей. Нападали на них и южные соседи, коряки. Откуда такая воинственность?

— Разве не понятно, Семён. Соседи видят в юкагирах малочисленный и поэтому слабый народец, разбросанный по огромному пространству. Почему не поживиться за счёт слабого?

— А нет ли в этой воинственности некого противодействия продвижению русских на восток, объясачиванию?

— Есть и это. Но ведь только русская власть способна покончить с усобицами, кровавой межплеменной враждой. Только строить русскую политику надо умно, не обижать туземцев.

— Согласен с тобой, Федот.