Виктор Мануйлов - Жернова. 1918-1953. В шаге от пропасти

— А ось по цьёму шляху усе прямо тай прямо, а потим наливо, — показал вдаль лейтенант щегольской витой плетью. — Тама якись хатыни, тама и будэ штаб армии.

Свернули за мостом направо. Дорога — еще большая дрянь: грязь, глубокие колеи, наполненные водой; ни влево, ни вправо — лес. В одном месте застряли намертво: «эмка» Капутанникова, ехавшая первой, села на брюхо и ни с места. Все выбрались из машин, стали ломать и рубить хворост, бросать под колеса, толкать машину — без толку.

— Надо выволочить ее назад на буксире, а уж потом все остальное, — посоветовал Чертков.

Сцепили машины тросом. Перед решающим штурмом решили перекурить. В это время на дороге показались две встречные легковушки.

— Начальство какое-то едет, — определил всезнающий Майкин.

Передняя машина остановилась, почти упершись радиатором в радиатор Капутанниковой «эмки». Из нее выскочил лейтенант, заорал:

— Кто старший? Почему встали?

— Я старший, — выступил вперед Задонов. — И попрошу вас не орать. Видите, застряли.

— Так вытаскивайтесь! Чего встали? Сейчас же освободите дорогу!

— Да пошел ты! — разозлился Алексей Петрович. — Перед тобой командир, старший тебя по званию! А если бы даже и рядовой, не имеешь права орать!

Открылась задняя дверь, наружу высунулась нога в высоком сапоге, синих галифе с широким красным лампасом, затем вывалился широкий генерал в кожаной куртке без знаков различия. Фуражка надвинута на глаза, узкий рот, тяжелый раздвоенный подбородок.

Генерал вступил в грязь, произнес глухим металлическим голосом:

— Интендант, подойдите сюда!

Он стоял изваянием из камня, держась одной рукой за дверцу, гипнотизировал неподвижным взглядом глубоко утопленных глаз.

Алексей Петрович с любопытством оглядел незнакомого генерала, глаза которого прикрывал лакированный козырек фуражки. Затем подошел, не выказывая ни поспешности, ни страха.

— Спецкор газеты «Правда» Задонов, — представился он, не называя своего звания: интендант как-то не звучало, должность интендантская связывалась с обязательным и неизбежным воровством и жульничеством, об интендантах еще Суворов говаривал, что их надо расстреливать через полгода службы, зная наперед, что наворовались по самое некуда. Поэтому пишущая братия предпочитала представляться своей профессией и фамилией, хотя такое представление выглядело нарушением установленного порядка, а сами себя многие журналисты именовали общеармейскими званиями. — Остальные тоже журналисты, — добавил Алексей Петрович. — Направляемся в штаб армии. — И спросил в свою очередь, вскинув голову: — С кем имею честь? — хотя уже догадался, кто перед ним: портреты генерала Жукова одно время печатали в газетах и самого генерала как-то даже показали в кинохронике.

— Носит вас тут нелегкая, — проскрипел генерал сквозь зубы, не отвечая на вопрос Задонова. Затем всем своим плотно сбитым туловищем повернулся назад, к другой машине, возле которой сгрудилось четверо автоматчиков, приказал, не повышая голоса: — Очистите дорогу! — и, заложив руки за спину, шагнул вперед — мимо Задонова, мимо застрявших машин, тяжело ставя кривоватые ноги кавалериста в измазанных глиной сапогах.

Едва он поравнялся с Алексеем Петровичем, тот, обиженный таким хамством, крикнул сорвавшимся на фальцет голосом:

— Нас носит по этим дорогам такая же нелегкая, какая и вас, товарищ генерал… не имею чести знать вашего имени! Командовали бы лучше войсками, так не носила бы.

Генерал замедлил шаг, по-волчьи повернул голову на короткой шее, глянул на Задонова холодными серыми глазами, поиграл желваками, молча прошел мимо.

— Вы что, с ума сошли! — услыхал Алексей Петрович шипение за своей спиной, оглянулся и увидел лейтенанта, его широко распахнутые от изумления и страха васильковые глаза. — Это же командующий фронтом генерал армии Жуков! А вы… — Лейтенант махнул рукой и побежал догонять широкую фигуру генерала, уверенно ступающую между деревьями и кустами.

«Да хоть господь бог, — сказал себе Алексей Петрович, очень довольный тем, как он отбрил этого наверняка зазнавшегося генерала. И добавил для самоуспокоения: — Будет знать, как разговаривать с русским писателем».

Общими усилиями машины вытащили и кое-как разминулись. К этому времени генерала Жукова и его адъютанта уже не было видно.

В штабе армии не до журналистов: видать, Жуков показал здесь и свою власть, и свой непреклонный характер, и теперь все штабные во главе с командующим армией разъехались по корпусам и дивизиям наводить порядок. А те, что остались, сидели на телефонах и срывали голоса, кого-то распекая, кого-то подгоняя, кого-то умоляя. Не было в штабе ни начальника политуправления армии, ни члена Военного Совета — никого из тех, кто мог бы распорядиться.

С большим трудом, надавив на начальника оперативного отдела штаба армии майора Кругликова авторитетом члена Политбюро Поспелова, Алексей Петрович узнал, где находится полк подполковника Сменщикова, который и был целью его поездки.

— Сменщиков? Его хозяйство вот здесь, — ткнул майор пальцем в карту, разложенную на столе. — Только он уже не полком командует, а дивизией, и звание у него теперь полковник. — И добавил с гордостью: — Вчера только присвоили. А звездочку еще не вручили: немец давит, не до того. Потом получит. — И спросил, глядя на Задонова воспаленными с недосыпу глазами: — Вы что же, товарищ интендант третьего ранга, намерены ехать на позиции?

У Алексея Петровича таких намерений не было. Он полагал, что Сменщикова вызовут в штаб, где он с ним и побеседует о том, как его полк атаковал станцию, дрался в окружении, прорывался к своим. Тут, собственно говоря, ничего нового для Алексея Петровича не было: все атаки похожи одна на другую, бои в окружении — тоже, как и прорывы к своим через вражеские порядки. А если шире, то, перефразируя Льва Толстого, можно сказать: насколько победы похожи одна на другую, настолько же поражения отличаются одно от другого. И вообще, можно описывать события, даже не встречаясь с их участниками. Тут, как у опытного пейзажиста, важен сюжет, а краски клади, какие хочешь. Вот и в данном случае то же самое: таких командиров полков, батальонов и рот, кто прошел школу отступлений, окружений и прочего, великое множество, однако далеко не все из них вовремя попались на глаза начальству, которое раздает награды, и далеко не всякий начальник способен в этой нервной обстановке думать о награждении своих подчиненных.

Майор Матов, например, попал в госпиталь, и вряд ли мог рассчитывать хотя бы на медаль, если бы Алексей Петрович не рассказал на страницах «Правды» о рейде его группы по немецким тылам. Во всяком случае, лишь после публикации очерка через какое-то время появилось сообщение о награждении майора Матова и еще нескольких человек, в большинстве своем Алексею Петровичу совершенно неизвестных. Сам же он получил орден Красной Звезды — заслуга, скорее, главного редактора «Правды» Поспелова, чем самого Задонова. И сержант Чертков тоже. Но это уже исключительно стараниями Алексея Петровича.