Виктор Мануйлов - Жернова. 1918-1953. В шаге от пропасти

— Точно ли, что оставил? Может, убит случайным снарядом? Валяется где-нибудь в овраге…

— Никак нет: бежал с позиций.

— Найти и расстрелять перед строем. А на будущее запомни: решать такие вопросы должны командующие армиями. Для этого у них есть прокуроры, следователи и целый штат… — хотел сказать: бездельников, но удержался, — …особистов. Вот пусть они и занимаются. Передай это дело прокурору фронта. И скажи ему, что я недоволен бездействием его подчиненных. Если не примет меры, меры приму я… по отношению к нему.

— В Москве введено осадное положение, — невозмутимо продолжил Соколовский.

— Давно пора…

— Постановление об этом будет вскоре получено в штабе фронта, — закончил свой доклад Соколовский и закрыл папку.

Избушка, в которой расположился командующий фронтом, стоит на отшибе. В полумраке наступающего вечера виднеются неподвижные фигуры бойцов охраны в широких плащ-накидках, замершие стволы зениток, легкие танки. Генерал Соколовский месит мокрый снег, спеша в штаб фронта, разместившийся в таких же избушках на опушке леса. С неба сыплет дождем и снегом, капает с маскировочных сетей. Соколовский думает, что вот он сейчас отдаст необходимые распоряжения, выпьет горячего чаю и ляжет спать: по крайней мере часа два в его распоряжении имеется, пока в оперативный и другие отделы штаба фронта стекается очередной поток информации.

И в то время пока начальник штаба спит, огромный фронт, протянувшийся с севера на юг причудливо изогнутой линией, продолжает шевелиться многоголовой змеей, прогибаясь то в одном, то в другом месте в сторону восхода солнца, полыхая пожарами, погромыхивая бомбежками и артиллерийской стрельбой.

Во второй половине дня как гром с ясного неба: немцы взяли Волоколамск. А ведь еще вчера командующий 16-й армией генерал Рокоссовский заверял Жукова, что Волоколамск удержит. И Жуков ему поверил. Поверил потому, что у Рокоссовского были войска, которыми можно удержать фронт. К тому же он возлагал на этого генерала большие надежды, зная его еще с середины двадцатых по совместной службе в одной кавалерийской дивизии. Тогда Рокоссовский командовал этой дивизией, а Жуков — одним из ее полков. Затем совместная учеба на Высших кавалерийских курсах. Нравился ему Костя Рокоссовский: и умница, и командир даровитый, и человек обаятельный. И вот — на тебе: очередная оплошность!

Через несколько минут звонок по спецсвязи. Жуков глянул на аппарат: Сталин. Уже донесли. И, надо думать, раньше, чем командующему фронтом. Наверняка член Военного совета фронта генерал Булганин. Больше некому.

— Здравствуйте, товарищ Жюков, — услыхал Георгий Константинович знакомый глуховатый голос Сталина, по интонации этого голоса догадываясь, что будет очередной разнос.

— Здравия желаю, товарищ Сталин.

— За пожелание спасибо. Но товарищу Сталину было бы значительно здоровее, если бы командующий фронтом Жюков выполнял свои обещания… — И почти без паузы: — Почему сдали Волоколамск? Почему ушли из города, не задержав в нем противника? Немедленно поезжайте к Рокоссовскому и выясните на месте, почему он допустил такое безобразие. Если выяснится вина командующего армией, отдать под трибунал! Жду вашего звонка.

Жуков чертыхнулся в сердцах: столько работы, отлучаться в такой напряженный момент из штаба фронта, значит что-то упустить и прозевать. К тому же он и без поездки вполне представлял, почему Рокоссовский сдал Волоколамск.

Но и не поехать нельзя: Сталин такого ослушания не простит. Да и Рокоссовский… понимает ли он всю тяжесть своего промаха для его армии, для фронта? Если бы понимал…

Что ж, ехать так ехать.

Рокоссовский поднял осунувшееся лицо с темными тенями под глазами и встретился с тяжелым взглядом командующего фронтом Жукова. Их разделял стол, на котором лежала карта.

— Здравствуй, генерал Рокоссовский, — произнес Жуков, тиснув протянутую руку, затем снял с головы фуражку, положил ее на край стола, провел ладонью по обритой наголо голове, расстегнул кожаную куртку, засунул два пальца за стоячий воротник кителя, покрутил головой, поморщился, сел на табуретку. Делал он все медленно, словно никуда не спешил и ничем занят не был. Закончив возиться с самим собой, сообщил: — Только что звонил Верховный, приказал разобраться, почему ты сдал Волоколамск. Давай разбираться. Но сперва прикажи, чтобы дали чаю. И покрепче. А то я тут у тебя усну над картой. А мне еще отчитываться…

Принесли чаю в стакане из тонкого стекла в мельхиоровом подстаканнике. Чай был заварен настолько крепко, что казался черным. Жуков отпивал по глотку, вглядывался в карту, Рокоссовский докладывал с обидой в голосе:

— Я все эти дни дневал и ночевал на участке 316-й дивизии. Именно на нее пришелся основной удар противника. Мы этого ждали и сосредоточили здесь практически всю артиллерию фронта. На этом участке наступали 26-я моторизованная и 2-я танковая дивизии 4-й танковой группы генерала Гепнера при поддержке пехотной дивизии. Соотношение сил три к одному. К тому же наша авиация практически бездействовала…

— Все это я знаю, — перебил Жуков. И пошел рубить сквозь зубы, довершая каждую фразу ударом ребра ладони по безропотному столу: — Ты почему не организовал оборону города? Почему не создал местные отряды самообороны, не устроил в городе баррикады и противотанковые заграждения? Согласно объявленному военному положению ты имел право призвать городские власти к такой работе. Три-четыре батальона ты бы имел и мог бы ими воспользоваться. Ты обязан был взять часть сил у генерала Доватора, поскольку в полосе обороны его кавкорпуса немцы не проявляли активности. В крайнем случае, батальоны самообороны перебросил бы севернее, а часть конников Доватора переместил на угрожаемый участок. Наконец, ты оставил свою артиллерию без пехотного прикрытия, и она понесла неоправданные потери не от авиации немцев, не от их танков, а от огня пехоты. У тебя были резервы, но ты ими не воспользовался. Более того, ты поставил на главное направление удара противника самый слабый полк, не прошедший полный курс боевой подготовки, находящийся в стадии формирования. Полк не выдержал удара и побежал. Ты можешь сказать, что не ты ставил, а комдив, но ты был здесь и не поправил своего комдива. Значит, не совсем представлял себе направление главного удара противника. А когда это направление определилось, не подтянул сюда резервы, не укрепил этот полк грамотными командирами и политработниками. Наконец, ты обязан был сосредоточить огонь всей своей артиллерии в этой точке, — Жуков ткнул пальцем в карту, — но ты не сделал и этого. Что касается авиации, то она у тебя имелась, но ты не наладил с ней тесного контакта, поэтому летчики летали тогда, когда считали нужным, а не когда в них возникала нужда у твоей пехоты.