Джеймс Пайк - В индейских прериях и тылах мятежников [Воспоминания техасского рейнджера и разведчика]

Внезапно индейцы начали проявлять свое желание выйти наружу. Они столпились у ими же забаррикадированных самыми громоздкими вещами входных дверей и теперь с шумом пытались освободить ее. Тем временем наши тяжелые пули все еще решетили их травяные стены. Вдруг индейцы громко завопили, и из хижины вышли пятеро из них. По ним сразу же грянула сотня винтовок, и все пятеро упали, либо убитыми, либо смертельно ранеными, а еще четверо погибли внутри лачуги.

Теперь у нас была возможность осмотреть деревню, и во многих вигвамах мы нашли одежду, в том числе и из бизоньей шкуры и кухонную утварь — свидетельства того, что ее жители покинули ее совсем недавно. В одном из них мы взяли большое количество вяленой говядины — это единственное, что нам удалось спасти от огня.

Как только те индейцы, которые вырвались наружу, были застрелены, один из наших метнул сырую, сделанную из сыромятной кожи веревку на верхнюю часть хижины, так, чтобы она крепко зацепилась за один из поддерживающих ее кольев. После чего несколько человек моментально потянула за нее и обрушила всю эту хрупкую конструкцию, и, потушив горящую траву, мы, преодолев сильный жар, сумели вытащить тела тех индейцев, которые пытались спрятаться там от пожара. Двое из них погибли от пуль, другие двое были тяжело ранены.

Мы тщательно прочесали окрестности в надежде обнаружить другие деревни, но по всему было ясно, других нет, и что жители этого погибшего поселения бежали еще до прибытия тех индейцев, которых мы преследовали, которые, несомненно, были другими индейцами и в этой деревне искали исключительно убежища и безопасности. Их разведчики, вероятно, заметили нас задолго до нашего прибытия и подняли тревогу, но поскольку наши животные были очень утомлены, мы не пошли по их следу, так как их лошади, без сомнения, были все еще в прекрасной форме. Скальпа Пибоди мы тоже не нашли — возможно, индейцы его спрятали, а позже он погиб в огне. Команчи убили всех индейцев, и, кроме того, эта деревня принадлежала уичита.

Мы остановились родника, чтобы хорошо отдохнуть, и вскоре я испытал сильное потрясение, узнав, что меня считают очень храбрым человеком — офицеры осыпали меня комплиментами. Сперва я обрадовался, но, вспомнив о своей лошади, я сказал им, что вся заслуга принадлежит исключительно ей — поскольку она сама принесла меня туда, куда я вряд ли пошел сам по собственной воле.

Потом мы преодолели водораздел и спустились к Ред-Форк-Бразос. В верховьях этой реки мы охотились на бизонов. Держась ближе к хребту, мы рассыпались цепью, чтобы захватить как можно больше пространства. Ветер дул в другую сторону и бизоны не чуяли нас до тех пор, пока мы, пройдя по хребту, не подошли к ним достаточно близко — и вот когда они начали проявлять явные признаки беспокойства, капитан сразу же приказал открыть огонь. Услышав горн, животные подняли свои большие и мохнатые головы, очень удивленные внезапным появлением трехсот идущих к ним человек — кричащих, смеющихся и вопящих как сумасшедшие. С громким, и коротким фырканьем передние крутнулись на своих задних ногах и кинулись к своему стаду, повсюду сея страх и панику. Вскоре мы окружили их, и началась работа по их уничтожению — грохот стоял непрерывный. Стадо буйволов, огромными волнами, казалось, плыло над землей, их было бесконечно много. Земля была совершенно изрублена их тяжелой и неуклюжей походкой, воздух наполнился пылью, а слух наш был ошеломлен невероятным шумом. И так все вперемешку — бизоны, лошади, всадники — шли аж до самого грандиозного погружения в Ред-Форк-Бразос. Буйвол, преодолевший вспенившуюся реку и достигший противоположного берега, попадал в самую гущу стада — слабые, или те, кто имел несчастье упасть, были затоптаны — каждый старался убежать, и думал только о себе.

К тому времени, как я и мои ближайшие товарищи достигли реки, мы увидели, что многие из рейнджеров стали почти одной неразделимой массой с бизонами, некоторых из них обезумевшее стадо увлекло с собой в воду, но, к счастью, никто из них серьезно не пострадал, они выбрались и вновь продолжили эту захватывающую, но очень опасную охоту. Некоторые из бизонов увязли в зыбучем песке, и некоторые из наших самых отчаянных ребят оседлали их — с неизбежным риском свалиться с них и погибнуть под их копытами. Труба просигналила «общий сбор», и теперь мы впервые смогли оценить развернувшуюся позади нас сцену. У меня нет слов для ее описания. Взметнувшаяся в воздух пыль плотным облаком висела над равниной, но все же достаточно высоко, чтобы было видно, какое великое множество тел мертвых бизонов было рассеяно по всей земле, и в то же время, почти такое же количество корчилось по земле в муках смертельных ран, и, тем не менее, большинство из них ошеломленно ревели от боли их ран, не слишком сильных, чтобы убить их, но вполне достаточных, чтобы не дать им возможности не отставать от своих невредимых товарищей. Тут и там можно было встретить невезучего всадника, случайно сброшенного с лошади — может, от разрыва уздечки, а может и подпруги — и их лошадей — либо с ржанием носившихся по всей равнине, либо, задыхающихся от дикой скачки, лежащих на земле. Некоторые сильно пострадали во время своих близких встреч с разъяренными быками, и их пришлось на руках отнести в наш лагерь, а другие — уже спешившись, неторопливо расхаживали по полю боя и с помощью своих револьверов заканчивали земную жизнь какого-нибудь отважного, но смертельно раненого животного.

Убито или ранено было более пятисот животных, и после общего сбора мы всерьез занялись спасением мяса. Мы взяли только горбы и языки, остальное оставили волкам. Утратившие лошадей снова нашли их, и затем мы снова отправились в Форт-Белнап. По прибытии мы нашли весь наш полк, но без одной роты, которой командовал капитан Эд. Барлсон, который тогда нес службу в очень удаленном месте — в 150-ти милях, без единого поселения на пути туда. Те дикие и хорошо известные нам места, являлись излюбленными охотничьими угодьями команчей и кайовы, а значит, очень небезопасными для путешественников, но, несмотря на это имелась большая необходимость доставить капитану Барлсону приказ полковника Джонстона отчитаться о своих действиях. Я добровольно взялся за решение этой задачи, и, прихватив с собой хлеба и бекона на пять дней, я начал свое одинокое путешествие и в первый же день сделал 50 миль. В течение дня я видел множество свежих следов. Накануне прошел дождь, и я пересек много троп, влажная земля которых была припорошена сухой, но с индейцами не встречался. Я закончил дневной марш пораньше — было пасмурно, и дальше идти я не мог. Я поужинал, немного отдохнул, а затем, примерно в миле от своей дороги, устроился на ночлег. И индейцы, и рейнджеры всегда так поступают. Чувствуя себя в полной безопасности, я спокойно спал до самого утра, а проснувшись, и убедившись, что с моей лошадью все в порядке, я решил позаботиться о своем завтраке. Но, представьте, как я был удивлен, когда я обнаружил, что он исчез! Вскоре, довольно далеко от дерева, на котором я повесил свой мешок для его сохранности, я нашел его останки. Его разорвали на мелкие клочки, а мой свежий хлеб и бекон либо съели сразу, либо забрали с собой. В то же время, сухари валялись повсюду, поскольку, несмотря на то, что они были отличного качества, моему ночному визитеру они не понравились — некоторые из них были разжеваны и, очевидно, с явным отвращением. Мой бекон пропал весь — без остатка. На земле было достаточно свидетельств того, что ограбление было совершено 10-ю или 12-ю мексиканскими волками — никакой другой вид не смог бы подпрыгнуть так высоко. Вообразите себе мое положение и чувства! В 110-ти милях от места назначения, без пищи и в окружении такого количества индейцев, что мне никак нельзя было стрелять, чтобы не привлечь к себе внимание одной из этих шныряющих по всему штату банд! Но что толку от напрасных сожалений! Презренные, ограбившие меня злодеи, сейчас, несомненно, разлеглись в каком-нибудь укромном месте, либо предаваясь сладостной дреме, либо поздравляя самих себя с успешным завершением своего предприятия, и той ловкостью, с которой оно было исполнено. Чем больше я думал об этом, тем сильнее злился, и поэтому, уже в пути я продумывал самые разнообразные планы своей мести. За поступки одного я решил возложить вину на все их сообщество, и с тех пор, убивая волка, я всегда испытывал огромное удовольствие.