Джеймс Пайк - В индейских прериях и тылах мятежников [Воспоминания техасского рейнджера и разведчика]

И хотя она отчетливо помнила все подробности того события, а также лицо своей матери, она полностью забыла свой родной язык, и мы могли общаться с ней только с помощью переводчика. С ней был ее ребенок, которого назвали То-ка-сан, в честь одного из племенных вождей. Ему было года три, и, словно рысь, он был очень злобным. Она рассказала нам, что у нее также есть сын — хороший воин — а также еще один мальчик и девочка. Она говорила, что никогда не видела, чтобы белым людям старше девяти лет разрешали жить, и что она не раз присутствовала при их казни, и что для детей тоже никаких исключений не делали. «Своих пленников, — так закончила она, — сначала пытают, а затем убивают и съедают».

15-го августа мы окончательно покинули Радзимински. Всех тех, кто потерял своих лошадей, или чьи животные были непригодны для службы, отправили обратно в Форт-Белнап, снабдив их четвертью пайка и достаточным количеством боеприпасов, чтобы они спокойно могли покинуть эти места. После их ухода полковник Джонстон оказался с едва ли ста десятью людьми, и именно этой горстке людей он предложил вторгнуться на индейскую территорию — дабы научить дикарей уважать собственность и силу белого человека. Дружественные индейцы считали это предложение бредом безумца — вожди попытались заставить его отказаться от такого намерения. Они описали ему природу страны, по которой ему предстояло идти, рассказали о ему о нехватке травы, воды, дерева и дичи. Он мог бы убить бизона, но шансы найти его были чрезвычайно малы. Они также подробно рассказали ему о численности, силе и доблести команчей и кайова, а также об их отчаянности и неудержимости. Они посоветовали полковнику отступить в места поселений и в течение зимы заниматься охраной границ, а как придет весна, вновь возобновить кампанию.

— Вы уже много сделали, — сказали они, — и ваши лошади, и ваши люди устали, пойдем к нам и там дождемся весенней травы, а потом мы поможем вам в войне с команчами.

Но, несмотря на их красноречие, полковник был неумолим, он хотел начать кампанию прямо сейчас.

Пласидо очень красочно описал ту нелегкую судьбу, которая постигнет команду полковника в том случае, если она пойдет вперед, как его люди будут страдать от голода и жажды, и о том, что такой маленький отряд неизбежно будет разгромлен. Но полковник отказался выслушать своего друга. Убедившись в этом, вожди твердо объединились в своем несогласии, но, тем не менее, с большой почтительностью уведомили полковника, что если он начнет кампанию, он будет один, они не пойдут с ним, так как эту экспедицию ждет только один исход.

Полковник Джонстон был сильно разочарован отступничеством своих союзников. Он полагался на их помощь, но он ошибался. Когда дружественные индейцы воссели на своих лошадей, с каждым из нас они попрощались очень тепло, я же со своей стороны, был очень опечален предстоящей разлукой. Мы очень долго прожили вместе и в самом деле, сильно привязались друг к другу. Перед отбытием многие из них нежно обнимали меня, тонкава хотели, чтобы я пошел с ними, их вождь Пласидо желал, чтобы я научил их юношей читать и писать. «Если вы сделаете это, — сказал он, — после моей смерти вы получите всех моих пони» — все его богатство заключалось в них, а всего ему принадлежало около четырехсот животных. Я ответил ему, что я еще вернусь в его деревню, позже, но в данный момент я не мог пойти с ним.

— Нет, — сказали они, — мы больше никогда не увидим Ках-хах-ута.

Шестеро их индейцев, несмотря на твердость решения большинства, решили остаться с нами. Это были — Джек — шауни; «Черная Нога» — делавар; Нейборс — кичай; «Желтый Волк» — тонкава; Джон — кайова и Джон Сосье — чероки. Эти люди были верны нам при любых обстоятельствах и оставили команду только по приказу правительства. Они были, безусловно, преданы нам и всегда были готовы терпеть все трудности и лишения кампании. Но таких индейцев по пальцам можно было пересчитать.

Несмотря на уход союзников, полковник Джонстон решил начать кампанию. Сначала мы пошли к Ред-Ривер, но оказавшись у ее истоков, мы повернули к верховьям Фальс-Уашиты и занялись охотой на диких лошадей, которая закончилась захватом множества прекрасных пони — именно таких, которые нам больше всего были нужны, ведь многие из наших собственных животных не были готовы к кампании. Нашу охоту, все же нельзя было назвать совершенно идеальной, поскольку после того, как мы занялись стадом, появились индейцы, и в связи с этим у нас возникли некоторые трудности.

Мы видели, как по прерии на полной скорости скачут дикари, но они не видели нас, а потом, выяснив, что их немного, мы спрятались за холмом, и стали прямо перед лошадьми, а после того, как стадо прошло дальше, мы бросились между ним и их преследователями. На первый взгляд нам показалось, что индейцы развернулись и ушли.

Для себя я заарканил прекрасную рыжую чалую кобылу с покрытым черными пятнышками белым крупом, но она — такая крупная и сильная — резко рванулась и унеслась прочь, унося с собой большую часть моего лассо. Мне нет надобности повторять здесь те слова, которые я в тот момент использовал, достаточно сказать, настроение мое тогда было не самым хорошим, и я боюсь, что употребил не сколько изящные, а скорее более крепкие выражения.

Мы много дичи нашли у Антелоп-Хиллс, Саут Канейдиан-Ривер и Пэн-Хэндл-оф-Техас, но после Канейдиан мы не видели никаких других диких животных, кроме бизонов. Их многочисленность свидетельствовала о том, что предсказания дружественного вождя не слишком правдивы. До сих пор у нас все шло хорошо, мы ни разу не испытали недостатка в воде, хотя иногда она была не лучшего качества и, таким образом, мы бодро продвигались вперед, следуя вдоль тропы Марси до знаменитой линии 36°30′, которая является северной границей штата Техас. Мы пересекли Канейдиан, и дошли до красивого, искрящегося чистой водой ручья. Бизоны были повсюду, и мы решили устроить охоту. Мы разделились на шесть или восемь отрядов и начали преследование. Спустя несколько часов вся окружавшая нас земля была усеяна мертвыми и умирающими животными.

Слегка утомившись от охоты, мы приступили к сохранению отборных частей бизоньего мяса — горбов для бифштекса, лопаточного мяса и филе — мы привязали их к нашим седлам и доставили в лагерь. Затем мы натянули веревки, нарезали наше мясо длинными тонкими полосками и подвесили его для просушки. Таким повсеместно известным способом охотники и индейцы сохраняют бизонье мясо — без всякой соли. Целый день оно висит на солнцепеке, а вечером, прежде чем падет роса, снимается и укладывается в мешки для хранения пищи. Спустя три или четыре дня из него уходит влага, а еще через несколько дней его уже можно есть.