Виктор Мануйлов - Жернова. 1918-1953. Вторжение

Сунув записку в карман, Пивоваров попросил жену:

— Приготовь мне, пожалуйста, чемоданчик.

— Надолго?

— Думаю, на пару дней, не больше.

— Ты бы хоть поел…

— На корабле поем, — сказал Пивоваров, всеми мыслями своими удаляясь и от нее, и от детей.

Затем торопливые поцелуи, напутствия, дверь за ним закрылась, щелкнул английский замок, Пивоваров сбежал по ступенькам и уселся на заднее сиденье мотоцикла. Еще через пять минут он был в штабе, через десять — на сторожевике, через пять минут сторожевик вышел в открытое море и взял курс на юг, в сторону Куршской косы, а точнее — в сторону советско-германской границы, чтобы проверить боеготовность кораблей своего отряда, разбросанных вдоль побережья и несущих боевое дежурство.

В штабе флотилии, предупрежденные штабом Балтфлота, ожидали если не начала войны со дня на день, то крупной провокации со стороны немцев или какого-то конфликта с далеко идущими целями. В задачу Пивоварова входило подготовить экипажи ко всяким неожиданностям, то есть объявить на них готовность номер один. Можно было бы, конечно, то же самое сделать по радио шифровкой, но боялись, что немцы радио перехватят, радиограмму расшифруют, а это лишь усугубит положение.

С некоторых пор, как заметил Пивоваров, в штабе боялись не столько провокации, как самим оказаться причиной этой провокации со всеми вытекающими последствиями. Это настроение командования передалось и ему, и многим офицерам флота, кто избежал недавних репрессий. В памяти были слишком свежи гнетущие впечатления от арестов и расправ с командным и политическим составом Балтфлота, от партийных собраний, на которых клеймили предателей и отщепенцев и исключали их из партии. Потом разоблаченные пропадали, за ними исчезали их семьи, оставшиеся поднимались вверх иногда сразу на две-три ступени, но мало кого это радовало.

Вот и сам Пивоваров за три года с небольшим шагнул с должности старшего помощника командира охотника за подводными лодками в командиры отряда малых сторожевых кораблей, прыгая вверх через ступеньку, и от старшего лейтенанта в капитаны второго ранга. За три года он послужил и в штабе флота, и покомандовал эсминцем, пообтесался, привык к высокому темпу жизни и службы, поэтому должность командира отряда уже не казалась ему слишком высокой, и страха перед ней он не испытал. И вот уже четвертый месяц он командует сторожевиками, является членом партбюро отряда, а впереди еще столько всего — до самого горизонта и дальше, дальше…

Шли средним ходом, не упуская из виду береговые ориентиры, сходились со своими кораблями борт о борт, Пивоваров переходил на очередной сторожевик, выслушивал рапорт командира, опытным глазом подмечал всякую мелочь на корабле, затем запирался с командиром корабля в каюте, инструктировал: быть готовыми к любым неожиданностям, ни на какие провокации не поддаваться, однако на огонь отвечать огнем.

Весь день 21 июня и ночь на 22 повторялось одно и то же, так что Пивоваров заметил, что повторяет самого себя слово в слово, почти автоматически и почти не задумываясь, а сама возможность провокации или, тем более, войны отодвигается все дальше и дальше, заменяясь в его сознании будничными делами и заботами, среди которых провокация или война лишь более высокая ступень будничных дел и забот.

На рассвете 22 июня Пивоварова разбудил вахтенный и доложил, что со стороны берега доносятся взрывы и стрельба. Корабль в это время находился на траверсе курортного городка Нида, что на Куршской косе.

Пивоваров вышел на мостик, поднес к глазам бинокль. Но сильная оптика лишь приблизила видные и невооруженным глазом далекие дымы, поднимающиеся к небу где-то на берегу.

Что значил этот пожар, понять отсюда было трудно, как и то, что могли означать глухие взрывы. Не исключался пожар на складе боепитания. Потом он заметил вспыхнувшую в лучах восходящего солнца точку над этими дымами и, отказываясь верить, понял, что это самолет. И, похоже, не один.

Пивоваров приказал сыграть боевую тревогу, увеличить ход и дать шифрованную радиограмму в штаб флота. И вовремя. Не прошло и минуты, как в небе появились два самолета, летящие прямо на корабль со стороны солнца на небольшой высоте.

Молоденький лейтенант, командовавший сторожевиком, в растерянности смотрел на Пивоварова.

— Ну что вы уставились на меня, лейтенант? — усмехнулся Пивоваров, не показывая вида, как он встревожен. — Видите, нас атакуют вражеские самолеты? Командуйте маневр.

Самолеты с крестами пронеслись над самыми мачтами корабля, два белых столба взметнулись по курсу — и только тогда Пивоваров приказал открыть огонь.

Вторая серия бомб легла за кормой, да так близко, что заклинило рули, а деревянный корпус сторожевика дал течь во многих местах. Теперь корабль описывал циркуляцию, а самолеты кружили над ним, тренируясь в точности бомбометания, пока один из них не напоролся на очередь крупнокалиберного пулемета.

Пивоваров провожал глазами падающий в море самолет со смешанным чувством удовлетворения и страха за возможные последствия. А вдруг он превысил меру самообороны? Что если немцы решили просто попугать советский сторожевик, а он, приказав маневрировать, сам подставил корабль под бомбы? Если бы шел прямо, ничего бы и не случилось.

Пивоваров понимал всю нелепость своих опасений, но именно так могло расценить его приказы начальство, если дело дойдет до дипломатического или еще какого-то там скандала. Разве немецкие самолеты впервые атакуют советские корабли? Правда, до бомбежек не доходило, но стрелять по кораблям стреляли, и один из командиров сейчас сидит в ожидании суда военного трибунала как раз за то, что ответил на огонь огнем и повредил немецкий «юнкерс».

Второй самолет, истратив боезапас, улетел.

Сторожевик медленно наполнялся водой: насосы не справлялись, пластыри не помогали, исправить рули можно только в доке. В довершение всего вышла из строя радиостанция, так что помощи ожидать было неоткуда.

Надо было спасать команду. Спустили на воду шлюпки. На корабле уничтожили все, что можно было уничтожить: сняли замки с орудий, затворы с пулеметов, разбили радиостанцию, которая все равно не работала.

Пивоваров сошел с корабля последним.

И тут снова налетели самолеты, на этот раз целых шесть штук. Они быстро добили погибающий корабль и принялись за спасающихся на шлюпках моряков. Большего унижения и беспомощности ни Пивоваров, ни его товарищи в своей жизни еще не испытывали: самолеты кружили над ними, стреляли из пушек и пулеметов, а они могли ответить лишь из винтовок да одного ручного пулемета. Но это был слишком неравный бой — и через минуту все, кто остался жив, оказались в воде. А до берега около двух миль.