Андрей Караулов - Русский ад. Книга вторая

На самом деле Баранников учился у Николая Ежова и мог придумать что угодно, хотя проще всего, конечно, было бы подбросить наркотики.

Сокамерников Панскова предупредили: будет вешаться — не надо мешать, пусть висит. Кто крик поднимет — повиснет рядом.

Точно такой же разговор, слово в слово, состоялся когда-то с неким Дворкиным, сокамерником бывшего Председателя Верховного Совета СССР, гэкачеписта Анатолия Лукьянова: если «Лукьянов повесится — ты уж, родной, не шуми…»

Когда в квартире Буряце был обыск, понятым пригласили его соседа — Спартака Мишулина, актера Театра Сатиры. У Шухова всегда были, ясное дело, «собственные» понятые, но вопрос-то деликатный: к Буряце тут же примчалась Галина Леонидовна, целовала Буряце так, будто хотела отгрызть его физиономию, сразу потащила Буряце в спальню, но он пальцем напомнил про ментов.

Своих «понятых» Шухов тут же убрал-от греха подальше. Тогда-то и привели из соседней квартиры перепуганного Мишулина, который, на беду, оказался дома.

Силы небесные! Даже подставка для чайника была у Буряце из чистого золота! Вся квартира набита антиквариатом: картины старых мастеров, гобелены, бюсты римских императоров, бронза, хрусталь…

Когда Мишулин сообразил наконец, что эта пьяная истеричная дамочка, все время куда-то звонившая, есть сама… Галина Леонидовна, он потерял дар речи и очнулся только на следующий день, когда актер Александр Ширвиндт нашел его по телефону:

— Спартачок, это Шура Ширвиндт, не пугайся. Ты, родной, ничего не говори, работай «на прием»: Валечка, твоя жена, вернулась вчера из санатория и по показаниям электросчетчика вычислила, сколько дней ты, скотина, не ночевал дома…

— Ка-ак вы-числи-ла…?! — заорал Мишулин. — Когда?!

Так он вернулся в большую жизнь.

Или «Союзгосцирк». Тоже Москва! Скупая в антикварных магазинах старые бриллианты, цирковые наездники (Буряце придумал) зашивали их в брюхо лошадей. И-за кордон, на гастроли, в Европу!

Несколько раз за границу отправлялась с цирком и Галина Леонидовна. (Ее оформляли костюмером.) Юрий Чурбанов, муж всесильной царевны, знал о всех ее «партизанских вылазках», но Андропов настойчиво рекомендовал Чурбанову не расстраивать Леонида Ильича. Инфаркты Брежнева — они ведь все из-за детей, он их ужасно стыдился…

Фотография, обошедшая весь мир: август 91-го, толстый молодой парнишка, защитник Белого дома, спит на коленях у Ростроповича, а Ростропович устало держит его автомат.

Шикарный снимок, «постановочный». Режиссер — сам Мстислав Ростропович. В суете ночных часов он где-то раздобыл автомат (Руцкой носился за ним по всему Белому дому-автомат это, на всякий случай, не виолончель), но Мстислав Леопольдович и его знакомые репортеры (воевать он пришел не один) успели сделать «селфи».

Если бы в Италии, в Милане, например, в чью-то голову, скажем-Мути (маэстро Мути, простите!), пришла бы вдруг безумная мысль пристроить к La Skala советский Дворец съездов? Что бы сказали итальянцы? По всей стране?

Вот же оно, главное отличие России от Европы: в Европе всегда (или почти всегда) побеждает здравый смысл.

В России побеждает точка зрения миллионеров…

«Правительство может быть вполне уверено, — говорил патриарх, — что оно найдет во мне лояльного гражданина Советского Союза, добросовестно выполняющего все декреты и постановления гражданской власти». (Прим. ред.)

Они действительно были во многом наивными, эти люди, особенно Петр Демичев, год назад полностью ослепший и погибавший сейчас, Борис Александрович это знал, в нищете. Коммунистический взгляд на мир, на западное искусство и образ жизни неизлечим: если Фурцева считала, что Кармен у Майи Плисецкой — шлюха, переубедить Екатерину Алексеевну было невозможно. А зачем? Переубедить нельзя, зато легко обмануть (таких людей всегда легко обмануть), что тут же с блеском сделал композитор Щедрин, пробивая «Кармен-сюиту».

Вскоре после убийства Кеннеди Майя Михайловна, ненавидевшая, к слову, Фурцеву (хотя именно при Фурцевой Большой театр занимался Плисецкой так, как никем: если бы так же, как Плисецкой, Большой театр был бы увлечен Раисой Стручковой, она бы тут же прославилась, как Уланова), так вот: когда Плисецкая приехала на гастроли в Даллас, Фурцева чуть с ума не сошла от ужаса.

— Советская балерина в белой пачке на фоне черного занавеса! Это живая мишень, товарищи! — кричала она на сотрудников министерства. — И где? В Далласе! Где каждый день льется кровь! Кто разрешил этой дуре так рисковать собой?

Сохранилась стенограмма. Фурцева говорила именно так!

Александр Рыбнов, главный хормейстер Большого театра, много рассказывал отцу Тихону о сводном хоре северокорейских Вооруженных сил. В Пхеньяне Рыбнов был гостем Ким Ир Сена, и в его честь маршал организовал концерт. Зрителей двое — Кир Ир Сер и Рыбнов. На сцене-тысяча человек. Ровно тысяча. В репертуаре: русские народные и советские песни военных лет, маршал их очень любил. Рыбнов расплакался: он никогда не слышал, чтобы хор пел так торжественно и так искусно. «С душой», как говорил главный хормейстер Большого театра…

Все песни звучали только по-русски. На настоящем русском, хотя концерт шел больше двух часов…

А.В. Коржаков и М.И. Барсуков будут отправлены Ельциным (точнее — его семьей) в отставку за два дня до запланированного ареста «Трианона». Совпадение: Став пенсионером, А.В. Коржаков подготовит сценарий фильма о работе «Трианона» в Кремле. Фильма нет. Сценарий до сих пор не опубликован. Совпадение? (Прим. ред.)

За работу братьев Уокеров Российская Федерация осталась должна их семье 200 тысяч долларов США. Не отдали до сих пор. — (Прим. ред.)

В Советском Союзе пьянство министров, секретарей обкомов, секретарей ЦК и — даже-членов Политбюро (тот же Кулаков) не считалось тяжелым пороком.

Был такой заместитель наркома — Александр Засядько. Выдающий специалист, Герой Социалистического труда, пять орденов Ленина.

Сталину уши прожужжали о его пьянстве.

Перед тем как выгнать Засядько с работы, вождь пригласил его к себе — на обед. Сталин пил «Хванчкару», Засядько-принял (залпом) два стакана водки, от третьего-отказался: «Мне хватит…»

Сталин понял:

— Засядько пьет, но меру знает

Замнаркома угольной промышленности Александр Федорович Засядько поднялся — через годы — до заместителя Председателя Совета министров СССР.

Трезвость-это тоже подозрительно. Летом 76-го «Правда» командировала в Прагу нового руководителя корпункта — Вячеслава Вторушина. Представляясь (по случаю прибытия) руководителю Чехословакии Гусаку, новый руководитель корпункта с удовольствием чокнулся с ним бокалом шампанского, но пить не стал, пояснив, что он и его семья — принципиальные трезвенники.