Андрей Караулов - Русский ад. Книга первая

— Ты что-то задумал, Миша? — насторожилась Раиса Максимовна.

— Сейчас скажу, — Горбачев оглянулся на дверь. — Включи музыку. Лучше — телевизор.

Раиса Максимовна чуть помедлила, но поднялась, включила радио и села поближе к Горбачеву.

— Так что ты задумал? Я слушаю.

— Все просто, Захарка, — улыбнулся Горбачев. — Сколько можно следить за настроениями общества? Каждый день? Всю жизнь? Знаешь, надоело, — он махнул рукой и снова принялся за салат. — Сейчас выходим на Союзный договор. Конфедерация республик: кто подпишет, тот и подпишет, мне какая разница, я ж все равно Президент. Если больше двух — я Президент! И не ждать Россию! Потом подойдет. Главное, чтоб нас больше двух. Остальных подтянем. Нурсултан подпишет, Каримов, киргизы и туркмены подпишут (они что угодно подпишут), Тер-Петросян подпишет, они ж христиане, а вокруг — мусульманский мир, — то есть договор не пойдет под откос!

Раиса Максимовна заботливо подкладывала ему в тарелку листики салата, но Горбачев был так увлечен, что ничего не замечал.

— Гамсахурдиа — заставим, — доказывал он. — Вадим творит, он там конкретно, случай был, предал кого-то, с тех пор на «подписке», поэтому проблема у нас — только Россия.

— А Украина? — улыбнулась Раиса Максимовна.

— Погоди, погоди с Украиной… — этот народец никогда сам с собой не разберется, из Сечи вышли, очень жестокие, это я тебе как бывший хохол говорю, — Снегур сегодня на Госсовете решил нам впаять: Президента страны не то выбирают, не то назначают парламенты суверенных государств. Тут уж я вконец разозлился! Быть куклой, свадебным генералом, чтоб каждый ноги вытирал о Президента СССР, на это идти нельзя! То есть я прямо сказал о своей приверженности. И я не пойду к кому-то в подручные. Только равноправная основа!

Гляжу на Ельцина: рожу отворотил, но молчит. Уломал все-таки: Президент избирается гражданами всех суверенных государств — членов нового Союза. Как проводить выборы в самих государствах, пусть каждый решает как хочет. Можно через народ, можно через выборщиков… скажем, сто лучших людей… аксакалы или еще кто… выбирают главу собственной республики.

Ельцин дернулся: это хорошо, говорит, через выборщиков, как в Америке. Представляешь?! Наш самородок… уральский… понятия не имеет, как Америка избирает Президента!

Полуслепая Раиса Максимовна слушала его очень внимательно — впивалась в него своим единственным глазом.

— Дальше — пошло-поехало, — горячился Президент. — Ельцин настаивает, чтоб парламент был бы однопалатный. Я круто против. Я ж опять, получается, марионетка! Хорошо, говорю, от Туркменистана будет пятьдесят депутатов и от России — пятьдесят. «Что?! — взревел Ельцин. — Так ты думай, что сейчас выносишь, думай!..»

Сдался. И 29-го — подпишем… Должны подписать!

Новый договор — новое государство. Меняем историю. Но вперед же идем, и в этом нас все поддержат. Запад поддержит. То есть Горбачев — показал и еще покажет!

Он же трус, этот Ельцин, удара не держит. Остается Кравчук, но тут не сложно; Кравчук любит деньги до одури, даже больше, чем баб, хотя бабы у него, особенно девственницы, — смысл жизни!

— Что ты говоришь! — всплеснула руками Раиса Максимовна. — Я и не знала!

Горбачев усмехнулся:

— Не успел в Президенты пробраться — купил себе дачу в Швейцарии. Трубин, прокурор, идет ко мне: Михаил Сергеевич, что будем делать? Звоню Кравчуку: «Ты что, нэзалежный? С ума сошел? Может, у тебя и прописка там есть?»

Он в слезы: «Михаил Сергеич, то ж не дача, то ж хатынка… нызенька-нызенька…»

— Рыбу будешь? — перебила Раиса Максимовна.

— Что рыбу? — не понял Горбачев.

— На горячее.

— А, рыбу… нет. Без рыбы посидим.

— Пятнадцать республик уже не получится, Миша. Прибалтики нет, Прибалтика вон как крутанулась…

— Я не забыл, — усмехнулся Горбачев. — Ладно, — ушли и ушли. Пусть гуляют. Зато Госдеп спокоен и ведет себя хорошо. Бурбулис с лета, чтоб ты знала, строчил меморандумы, как развалить Советский Союз. Варианты просчитывал.

Не знаю, читал ли их Ельцин, но Саня Руцкой одну такую папку мне приволок. Саня у нас государственник, ему ж за них стыдно! Ельцин в «Штерне» говорит: в Ново-Огарево, видите ли, Россия уступила Горбачеву больше, чем нужно! Вот они, бурбулисы его… это они, сволочи, пьяницу нашего на наклонную ставят, причем по сильно скользящей. Но справимся: сейчас Ельцин в Германию едет, посмотрим, как Коль его примет, посмотрим…

Я объясняю, Раиса, — Горбачев встал и прошелся по палате. — Немцы все наши требования выполнили. На территории ГДР запрещено атомное оружие и войска НАТО. Договорились? Намертво. Подписали? Нет. Но скоро подпишем!

Войска ФРГ сокращены в два раза. Было 600 тысяч. Сейчас — 300 с лишним. Успех? Но Ельцина, здесь я разделяю, нельзя недооценивать как опасность. Ельцин — это же сплошное самодурство, он еще не отведал предательства. Схватил власть, погрузился, но если власти у него вдруг поубавится (а мы уж подкрутим), все его бурбулисы ко мне попе гут, выбора-то нет!

Либо ко мне, либо в свой Свердловск, студентам лекции читать…

Горбачев остановился.

— Я не прав? — засомневался он. — Не прав?

В последнее время он все время находился на грани истерики.

Раиса Максимовна смотрела на Горбачева и не верила, похоже, ни одному его слову.

— Значит, что мы имеем? — продолжил Горбачев, не дожидаясь ответа. — Усугубление всех противоречий — раз, — он загнул палец. — Втянулись в дебаты, чтобы отсеять одно от другого, и, откровенно говоря, теряем сейчас время. Дальше: выход на Союзный договор, мы создаем определенное умонастроение и опять будет нормальная, целостная картина — гарантирую!

Тихо вошел официант и застыл у дверей.

— Что вам? — спросила Раиса Максимовна.

— Огурцы сейчас будут, Михаил Сергеевич…

— Ладно, я передумал, — махнул рукой Горбачев.

— Несите, несите! Михаил Сергеевич любит огурцы, — властно сказала Раиса Максимовна.

Первая леди страны была печальна.

— Ты же знаешь, Миша, этот… уральский… никогда не подпишет документ, который нужен Горбачеву. А без России, без Кремля ты никому не нужен… Если нет России, где твой кабинет? В Ташкенте, что ли?

— Знаешь, — Горбачев откинулся на спинку стула, — когда я с ним один на один, он вполне вменяемый…

— Ты так меняешься к нему, Миша… — медленно, цедя слова, произнесла Раиса Максимовна.

— Я не меняюсь, нет! — оживился Горбачев. — Нов плане направленности, в плане видения ближайших перспектив у нас с ним принципиальных различий нет. Пока… нет, — поправился Горбачев. — Но Ельцин неадекватен, это омрачает, Раиса! Позавчера принес на Президентский совет рисунки герба России. Похвалиться хотел. Смотрим: кустарник какой-то. И не поймешь, что напихано, а сверху на кустах орел сидит. При двух головах. На каждой — корона. Двуглавое чудище! «Ну, — Ельцин тычет пальцем в орла, — это кто? на кого похож?» (Намекает, видно, что на него, на Ельцина.) А Стасик Шаталин не выдержал, брякнул: «Урод, господин Президент!»