Акакий Белиашвили - Бесики

Царь приказал устроить иранскому послу особо почётную встречу.

Языков и Львов были также приглашены присутствовать на приёме иранского посла. Оба с удовольствием приняли приглашение и, надев парадные мундиры, явились к царю.

По обычаю, грузинский царь должен был выйти из крепости навстречу шахскому послу, но Ираклий решил нарушить этот старый обычай и выслал вместо себя Давида Орбелиани. Сам же он восседал на троне в своём шатре. По правую руку от него сидел католикос, по левую выстроились мдиванбеги. Русским отвели место с правой стороны, позади католикоса. Ираклий особенно хотел подчеркнуть перед послом Керим-хана свою неизменную дружбу с Россией.

Посол Керим-хана оказался старым знакомым Ираклия, бахтиаром Асат-Мирзой. Царь приветливо улыбнулся ему. Выбор послом человека, близко знакомого грузинскому царю, показывал, что шах желает сохранить с Грузией прочную дружбу. Мать Асат-Мирзы была грузинкой, и сам он хорошо говорил по-грузински.

Асат-Мирза опустился на колени перед Ираклием, трижды коснулся лбом пола и протянул царю послание шаха. Ираклий взял письмо, передал Давиду и с улыбкой обратился к Асату:

— Передай от меня особую благодарность шаху за то, что он прислал именно тебя. Клянусь богом, я очень рад тебя видеть, мой Асат!

— Да падут все ваши горести на голову Асат-Мирзы, о солнцу равный Иракли-хан! — ответил по-грузински Асат.

— Разве мой посол не явился к Керим-хану?

— Не знаю, великий государь. Я был в Гилане, мой повелитель спешно вызвал меня и немедленно отправил сюда. В Ширазе я провёл всего несколько часов. О вашем после я ничего не слыхал.

— Как поживает непобедимый сардар, слава Ирана, Керим-хан Занд?

— Мой повелитель очень встревожен, великий государь. Из этого письма вы всё узнаете. Прошу вас, поспешите с ответом. Мне приказано вернуться обратно тотчас же, как только мне будет вручён ваш ответ, хотя, как вам хорошо известно, пребывание около вас для меня — величайшее счастье.

— Хорошо, Асат! Завтра же получишь ответ. А пока я постараюсь, чтобы ты не скучал. Вечером побеседуем наедине.

Ираклий задал послу ещё несколько незначительных вопросов, вспомнил совместную службу в Афганистане я Индии и отметил искреннюю любовь, которую Асат-Мирза питал к грузинам.

Приём окончился. Ираклий приказал провести почётного гостя в назначенные ему покои.

При чтении царём письма Керим-хана присутствовали только католикос и Давид Орбелиани. Керим-хан предлагал Ираклию немедленно расторгнуть союз с Россией и изгнать из Грузии русские войска. Взамен он обещал грузинскому царю всяческую помощь.

Считая создавшееся положение особенно благоприятным, Давид стал умолять царя внять совету Керима.

— Государь! Мы должны стремиться восстановить былую силу и былое величие Грузии! А мы стараемся спрятаться под чьим-нибудь крылом. Но не укрыться соколёнку под крылом орла! Орёл его съест. Соколёнок должен научиться летать, и, когда он расправит крылья, ни орёл, ни коршун не будут ему страшны. Дружба с Россией ничего нам не даст. Неужели вы не видите, что эта огромная держава с самого же начала пытается нас поглотить? Государь, обстоятельства благоприятствуют нам. В настоящее время ни Турция, ни Иран, ни Россия не посмеют тронуть нас, потому что все они опасаются друг друга. Воспользуемся представившейся возможностью — у нас есть время, мы можем окрепнуть и так широко расправить крылья, что и орёл, и волк, и лев будут относиться к нам с почтением.

Ираклий смотрел на него, сдвинув брови, и думал совсем о другом. Посылая Бесики, он надеялся восстановить Керим-хана против Турции и, завоевав таким путём расположение императрицы, окончательно укрепить своё положение.

Екатерина должна была, по его расчётам, все военные действия против турок в Закавказье поручить Ираклию и доверить ему командование своими войсками. Вот почему Ираклий наказал Бесики настойчиво советовать Кериму выступить против Турции. Очевидно, юный посол не сумел выполнить это важное поручение, Керим-хан писал Ираклию, что задержал его посла до получения окончательного ответа от султана.

Шах, конечно, лукавил. Он, очевидно, задержал Бесики в Ширазе по совершенно иным соображениям, а своего посла отправил к Ираклию тайно от Бесики, чтобы не дать последнему возможности сообщиться со своим государем. Ираклий был подозрителен от природы; поведение шаха возбудило в нём столь сильные опасения, что он не хотел и слушать соображения Давида и выразил полное согласие с католикосом Антонием, который убеждал его, что гнев императрицы преходящ, а без покровительства России Грузию ожидает то, что случилось уже некогда с Месхетией, превратившейся в турецкий пашалык.

— Разве время прекращать дружбу с Россией сейчас, когда уполномоченный императрицы выказывает такое почтение к государю и снимает с нас обвинение, — добавил Антоний, — и когда сама императрица пишет в своей грамоте, что, если Языков докажет правоту грузинского царя, благосклонное отношение её к Грузии пребудет неизменным. О чём тут ещё раздумывать?

Ираклий повернулся к Давиду:

— Слова его святейшества совершенно справедливы. Я понимаю твоё юношеское увлечение, достойный зять мой. Я и не говорю, что ты неправ. Соображения твои правильны, но совет опасен. Поступая по-твоему, нам придётся довериться судьбе. Плох тот правитель, который вверяет случаю и удаче будущее своей страны. Поверь мне, гнев императрицы менее опасен, чем полные коварства ласковые речи Керима.

Давид понимал, что спорить с царём бесполезно. От волнения он не мог выговорить ни слова и только молча посмотрел на тестя.

Ираклий ударил в ладоши, вызвал Соломона Леонидзе и вручил ему письмо Керим-хана для передачи Языкову. Он хотел показать уполномоченному императрицы, что ничего не скрывает от него.

Ещё более раздосадованный этим, Давид тотчас же покинул шатёр царя и приказал слугам седлать лошадей. Испросив разрешение у государя, он отправился в Тандзию навестить свою беременную супругу.

Бесики провёл в Иране почти год. Лишь в средних числах июня 1771 года вернулся он в Тбилиси.

Когда, миновав Телети и поднявшись на холм, он увидел вдали свою родную столицу, его охватило необычайное волнение.

Солнце уже склонилось к западу, весь город, с своими башнями и куполами, с серебристо сверкающей лентой Куры и горделиво высившимся над ней, словно орёл на утёсе, замком Метехи, был окутан тонкой сетью закатных лучей. На мгновение перед ним встали ужасные картины прошлогодней чумы. Но когда его взор различил занавешенные коврами арбы на Телетской дороге, горожан в высоких шапках и играющих на улице детей, это мирное зрелище сразу заслонило тяжёлые воспоминания. Он хлестнул лошадь и пустил её с холма во весь опор.