Акакий Белиашвили - Бесики

Царь несколько раз обвёл испытующим взором окрестность, потом посмотрел на небо. Таявшие облака на горизонте ещё хранили красноватые отблески вечерней зари.

Ираклий подозвал Давида и приказал ему распорядиться, чтобы войско не смело разорять город.

— На мосту поставь хевсур, — прибавил царь.

— А что делать со скотом? Население оставило его без присмотра.

— Пусть пригонят сюда. Если где найдут провиант, пусть также заберут, а остальное не трогают. Войску объявите, что хотя мы и находимся сейчас в краю, над которым властвуют турки, но это наша родная земля и разорять её — преступление. Половину скота отошлите русским, хотя я видел, что казаки уже успели угнать голов сто. Но чтобы Тотлебен не был в претензии, поделимся с ним нашей добычей.

Давид поклонился царю и, сопровождаемый сардарами, стал спускаться с горы.

Ираклий опять взглянул на Ацкури.

Свита его безмолвно стояла неподалёку. Все были уверены, что Ираклий обдумывает план штурма.

Но Ираклий вовсе не думал о штурме. Он вспоминал своего учителя Иасэ, который преподавал ему географию. Однажды Иасэ развернул перед ним каргу Грузии времён царя Ростома, показал ему грузинские земли и, положив палец на Самцхе-Саатабаго и Тао-Кларджети, сказал:

— Вот здесь — колыбель нашей страны, сын мой, но горе нам: в этой колыбели ныне — чужой младенец.

Эти слова глубоко врезались в сердце Ираклия. Он с грустью смотрел на карту и, охватывая взглядом очертания Европы и Азии, еле находил на этом огромном пространстве свою родную страну. Она была величиной с ладонь, да ещё разделена на многие царства. В Западной Грузии, которая была разбита на самостоятельные княжества: Абхазское, Мингрельское, Гурийское, Рачинское и Сванское, в городе Кутаиси сидел царь Александр — отец нынешнего царя Соломона, которому ни одно из этих княжеств не подчинялось.

Восточная Грузия разделилась на два царства: Карталинское со столицей Тбилиси, которым правил царь Вахтанг Шестой, и Кахетинское со столицей Телави, где сидел царём отец Ираклия — Теймураз Второй. Оба царя были вассалами Персии.

Юго-западной Грузией, Самцхе-Саатабаго и Тао-Кларджети владели турки. Захватив эти земли, они огнём и мечом насаждали среди грузинского населения магометанскую религию, уничтожали грузинскую культуру, письменность, церкви, угоняли красивейших девушек в гаремы, молодых людей — в мамелюкские отряды. Эту часть Грузии, некогда славившуюся своими зодчими, философами, поэтами, мастерами ювелирной чеканки, художниками, турки совершенно разорили.

Такова была Грузия, когда Ираклий впервые по карте познакомился с миром и со своей страной.

С тех пор прошло много времени и многое изменилось. Ираклий сумел не только объединить Карталинское и Кахетинское царства в одно целое и освободиться от вассальной зависимости по отношению к Персии, но он сумел также подчинить себе Ганджинское и Ереванское ханства, которые примыкали к Грузии с востока и юго-востока. Однако этого ему было мало, он мечтал о воссоединении с Грузией земель Самцхе-Саатабаго и Тао-Кларджетпи — этих исконных земель грузин-месхов.

Часто вспоминались Ираклию слова учителя: «…здесь колыбель нашей страны».

«Ах, если бы Иасэ был жив и находился тут», — подумал Ираклий и обернулся.

Ближе всех стояли к нему Леван и Бесики. Ираклий улыбнулся им.

Леван решил, что отец уже обдумал штурм крепости и его улыбка — залог успеха.

Он восторженно взглянул на родителя и обратился к нему:

— Отец, разреши мне первым идти на приступ.

Ираклий посмотрел на крепость, потом на Левана.

— Крепость мы взять не сможем, — спокойно сказал он. — Сперва надо разгромить войско Гола-паши, а тогда и Ацкури и Ахалцих сдадутся сами: штурмовать крепость — безнадёжно.

— А русские пушки?

— Русским пушкам этих стен не разрушить.

Ираклий ничего больше не сказал и направился в свою палатку. За ним последовала свита. На возвышенности остались только Леван и Бесики.

— Слышал, что сказал отец? — воскликнул Леван. — А я думал завтра же водрузить на главной крепостной башне грузинское знамя! Погоди, что это такое? Ты видишь? — указал пальцем Леван. — Русские везут сюда пушки.

На гору медленно взбиралась артиллерия Тотлебена. Бомбардиры вели под уздцы лошадей, которые с трудом тащили тяжёлые пушки на высоких колёсах. Солдаты криками понукали коней.

Вскоре появился и офицер. Заметив в сумерках Левана и Бесики, он крикнул:

— Кто здесь?

— Царевич и царский мдиванбег, — ответил Бесики на ломаном русском языке.

— Царевич? — удивлённо переспросил офицер и, подойдя ближе, узнал Левана. — Ваша светлость, Леван Ираклиевич, разрешите мне установить на этой горе артиллерию.

— О чём он говорит? — спросил Леван у Бесики.

— Он просит разрешения установить здесь пушки.

— Пусть устанавливает — это его дело. Но спроси его, смогут ли эти пушки разбить крепостные стены?

Бесики перевёл офицеру вопрос Левана, но тот ответил уклончиво:

— Это зависит от того, насколько крепки стены и как велика наша настойчивость.

— Значит, Тотлебен решил взять крепость?

— Разумеется, затем мы и пришли сюда.

Орудия втащили на гору. Утомлённые лошади тяжело дышали. Офицер приказал тотчас же установить пушки и определил место для каждой батареи. Двенадцатифунтовые пушки поставили в ряд на горе, а трёхфунтовые «единороги» продвинули дальше и установили на склонах.

Леван и Бесики с любопытством смотрели на действия солдат, которые безмолвно и точно выполняли приказы начальников. Одну из пушек установили близ Левана и Бесики. Пожилой, с висящими седыми усами старший бомбардир басистым голосом отдавал приказания. Он проверил установку пушки, затем взглянул на крепость. Уже смеркалось, и Ацкурская крепость обрисовывалась в небе чёрным силуэтом.

— Ладно, наведём завтра утром, — проговорил бомбардир, — только ничего из этого не выйдет.

— Что ты сказал? — спросил Бесики, который хорошо расслышал слова бомбардира.

— Не выйдет ничего, ваше… — бомбардир запнулся, не зная, как обратиться к Бесики, — ваша светлость, — сказал он наконец. — Где это слыхано, чтобы двенадцатифунтовыми ядрами сокрушать такие стены? Этими ядрами можно разнести только деревянные башни, траншеи и землянки. Для такой крепости нужна тяжёлая осадная артиллерия.

Поражённый Бесики перевёл Левану слова бомбардира.

— Тогда к чему же вы готовитесь? — спросил Бесики.

— Будем палить, — смеясь, ответил тот. — Может, запугаем турок: они ведь трусливы как зайцы.

Леван и Бесики направились в лагерь. Ими овладела грусть. Они осторожно шагали в темноте по каменистым отрогам горы. То здесь, то там пылали костры. Пламя костра освещало дым, который прядями хлопка вился во мраке.