Акакий Белиашвили - Бесики

Царский знаменосец Гогия Фатрели, не выдержав этого взгляда, крепко стиснул древко знамени и медленно опустился на колени. Воины последовали его примеру.

— Встань, Гогия! — спокойно обратился Ираклий к знаменосцу, потом, взглянув на войско, вдруг прогремел гневным голосом: — Встаньте!

Он сошёл с коня, бросив поводья, сиял царский халат, надетый поверх чохи, и бросил его на землю.

— Я вам больше не царь. Для стада требуется только пастух и собака. До нынешнего дня я думал, что препоясан мечом и в руках держу царский скипетр, но ныне я убедился, что мой меч — это палка, скипетр — свирель и что мои великие предки оставили мне не подданных, а овечью отару. Уходите и расскажите старикам отцам и седым матерям, как вы бежали из родной земли, орошённой кровью наших предков! А мне, чем переносить такой позор, лучше всего явиться к ахалцихскому паше, стать перед ним на колени и умолять его дать мне место водоноса.

Опустив головы, воины слушали царя, стараясь не встретиться с ним глазами. Чем резче говорил Ираклий, тем ниже склоняли головы воины, и скоро всё войско, как мусульмане на молитве, пало ниц перед царём.

Давид и Иасэ Эристави подняли царский халат. К ним подошли другие сардары, и все просили Ираклия вновь в него облачиться.

Но тот отстегнул и саблю.

— Вот вам и моя сабля, — обратился Ираклий к сардарам. — Мы одного племени, и, видно, я тоже не достоин носить саблю… Трусам повадно якшаться с трусами, чтите и меня таким же.

— Прости, царь! — воскликнул Дугаба.

И эти два слова, словно выкрикнул их один голос, прогремели над войском:

— Прости, царь!

Дугаба поднял голову и посмотрел в глаза Ираклию.

— Я состарился, служа тебе, царь, разреши мне сказать слово.

— Мы с тобой бились в Афганистане, ты первым взошёл на Кандаарскую башню, — обратился к нему царь. — Тогда мы служили шаху и всё же никогда не отступали перед врагом. Теперь же мы дожили до того, что не можем отстоять родной земли! Лучше умереть нам с тобой, Дугаба, чем пережить такой позор.

Дугаба расправил плечи, окинул взором войско, потом взглянул на Ираклия, приложил руку к сердцу, поклонился и сказал:

— Царь, пусть отсохнет у меня правая рука, если я когда-нибудь заступлюсь за труса; трус достоин смерти, но…

Дугаба смолк и, словно ища слова, приложил руку к губам.

Все слушали, затаив дыхание.

— …Но, царь, мы всегда сражались с неприятелем, не надеясь на чужую помощь, и побеждали врага. Теперь, увидев русское войско, его дисциплину, ружья со штыками, мы подумали, что, если турки будут даже многочисленнее пчёл, всё равно мы их победим. Не так ли, ребята? — обратился к воинам Дугаба.

— Так, так, конечно! — дружно отозвались воины.

— Увидев, что русские нас обманули, воины растерялись и дрогнули. Не от трусости! Если человек обопрётся о стену и она повалится, разве он не пошатнётся, а может быть, даже упадёт, но тотчас же снова встанет на ноги. Так случилось и с нами, царь, и за это не гневайся. Правду я говорю? — вновь обратился Дугаба к воинам.

— Верно говоришь, сущую правду! — грянули в ответ воины, а стоявшие в задних рядах крикнули: — Это вина русских!

Молодой, безусый воин, показав рукой на казаков, стоявших с Моуравовым в стороне, завопил:

— Вот чья вина, зарубим их! — и обналеил саблю.

— Бей их! — подхватили остальные; воины выхватили сабли, готовясь броситься на казаков.

Но в это время послышался топот коней и весёлые восклицания. Все невольно оглянулись в ту сторону и увидели отряд хевсур, скакавших к лагерю; среди них было и несколько русских.

Отряд остановился перед царём. Царевич Леван, Бесики и три русских офицера подошли к Ираклию.

При виде русских у царя блеснула надежда. Он подумал, что Георгию удалось переупрямить Тотлебена и тот послал этих офицеров с каким-нибудь поручением.

Но Леван разрушил эту надежду. Он сказал:

— Эти три офицера с шестьюдесятью казаками перешли к нам. Они поклялись, что будут сражаться вместе с нами, и говорят, что предпочитают умереть в рядах войск Ираклия, чем покрыть себя позором, оставаясь с Тотлебеном.

Царь обнял каждого из офицеров, поблагодарил за преданность и обратился к войску:

— Вы видите — русские тут неповинны, изменил нам генерал, и он за это поплатится. А теперь вы должны доказать, что достойны воинского звания, и пока вы этого не докажете на деле, я не облекусь в царскую одежду, ибо считаю себя недостойным её носить. И не возражайте мне. Сардар Давид, прикажи войску готовиться в путь. Пусть накормят коней, увяжут поклажу. А ты, Бесики, найди нам подходящее место: я хочу устроить совещание, созвав сардаров и пригласив господина Моуравова.

Бесики быстро нашёл удобное место и приказал слугам разостлать бурки.

Ираклий пригласил сардаров, Моуравова и русских офицеров.

— Для каждого из нас ясно, — начал Ираклий, — что мы находимся между двух огней. Если мы выберемся отсюда благополучно, это будет чудо. У Ацкури нас не пропустят янычары. Они теперь, должно быть, уже оправились от поражения, и если даже не выйдут из крепости, то всё равно могут в узком проходе обстрелять нас ружейным огнём. Если мы всё же прорвёмся и последуем за Тотлебеном, наше положение не улучшится. Он может преградить нам дорогу у крепости Петра, и мы окажемся в полном окружении. Итак, у нас остаётся единственный надёжный путь к отступлению: мы должны перейти Рокитский перевал и, проскользнув по Ахалкалакскому плоскогорью, миновать врага. Если Сафар-паша ведёт своё главное войско в Ацкури, мы разминёмся с ним… Но если он угадает план нашего отступления и поведёт своё войско через Рустави, нас уже ничто не спасёт…

В лагере началась какая-то тревога. Ираклий обратился к Соломону Леонидзе:

— Пойди узнай, что там случилось. — Затем Ираклий обратился к Бесики: — Теперь я убедился, что Захария сообщил нам истинную правду. Заслугу твоего отца я никогда не забуду. Как с нами поступил этот изменник, — обратился Ираклий к Моуравову, — заманил в ловушку и предал!

— Царь, разреши мне доложить, — начал Моуравов, — Тотлебен ушёл, тут ничего не поделаешь. Я обо всём сообщу императрице, она сурово его накажет. Но теперь нам надо думать о другом. Пока турки придут в себя, мы должны их опередить и напасть на них у Ацкури. При вашем воинском искусстве мы их победим. Императрице мы доложим, что посланный ею генерал — изменник, но что мы остались ей верны и разбили турок. Пусть она сама делает отсюда выводы. Клянусь душой моего отца, она поручит вашему высочеству судить этого генерала-предателя.

Соломон Леонидзе вернулся и доложил царю, что приехал царевич Георгий.

— Где он? — нетерпеливо спросил Ираклий.

— Вот он идёт сюда.

Утомлённый Георгий медленно подошёл к отцу.