Николай Задорнов - Война за океан. Том первый

– Невельской будет держать устье, – продолжал губернатор. – Я ободрю его, он воспрянет, когда узнает, что эскадра идет к нему на помощь, и я поддержу его всеми моими средствами. Вы действуйте на эскадре, а я отправлюсь в Петербург и тоже не стану сидеть сложа руки. Вам будут награды и чин!

«Конечно, нелегко в зимнее время добраться до Якутска, а потом в Петропавловск. Но поручение важное, надо постараться. Потом Сандвичевы острова, Япония, – думал Чихачев, – шутка ли! Может быть, в Китае придется побывать. Тропические страны снова!»

И вдруг Николай Матвеевич покраснел. Он вспомнил косу у залива Счастья. Там уж зима, все снегом замело, Екатерина Ивановна все так же жарит рыбу, у нее, верно, ребенок. Геннадий Иванович, может быть, опять ничего не дождался, сидит в ватной куртке за чертежами и картами терпеливо, или бежит на лыжах по лиману, заменяя заболевшего офицера, или опять с топором работает в сарае, строит новое судно. Дмитрий Иванович даже как-то съязвил, что, мол, не на Петра ли Великого хочет походить… Голод, верно, все тот же в экспедиции, свежего ничего нет, если китобои не привезли. Впрочем, нынче, верно, рыбы запасли, составили артели, как Парфентьев говорил. Где же Коля Бошняк? Неужели он в Де-Кастри зимует? Был ли он в Хади? Если не ехать в Петербург, то надо возвращаться в экспедицию!

– Николай Николаевич, – горячо сказал Чихачев, краснея до корней волос, – честь очень велика, каждый охотно отправился бы. Но я желаю вернуться в экспедицию!

– Как? Я поражен.

– Мой долг быть там. Ваше поручение охотно исполнит любой из офицеров.

– Николай Матвеевич, – с ласковой укоризной сказал губернатор, – это ваш долг! Кроме вас, не может никто. Вам неловко перед товарищами по экспедиции? Напрасно! Именно для них вы сделаете больше, если добьетесь содействия Путятина. Эскадра может сделать все описи и промеры и поможет экспедиции. У адмирала будут паровые средства. Надо эту эскадру к нам! Помните: в случае, если они подойдут к нашим берегам, то поступают в мое ведение. Путятину, конечно, куда приятнее плавать между Китаем, Японией и Индией, чувствуя себя благодетелем Японии и открывателем, да и для истории, им кажется, те плаванья важней… Поймите меня верно. Ваша помощь экспедиции будет неоценима! Мы должны с вами указать этой экспедиции верную основу. Кто может это сделать? Конечно, ваше поручение желал бы исполнить каждый. Но никто не сможет! Только тот, кто сам геройски жертвовал собой! Вы один из тех, чьи имена принадлежат истории. А вы хотите обратно на устье! Вот теперь, по всем признакам, в Европе ждут войны. Поэтому все осторожности! Экспедиция пошла, несмотря на это! В канун войны можно ли поручение мое к адмиралу сравнивать по значимости с разъездами на собаках по приказанию Невельского к гилякам и маньчжурам, как бы важно и трудно это ни было! Невельской там прекрасно управится, хоть и трудно ему без вас. Я еду к государю! Вы – третий, кто все решит. Об экспедиции я позабочусь. Я пошлю туда продовольствие любыми средствами. Я поддержу Невельского при первой же возможности. У меня двадцать пять тысяч войска. Я строю пароход на Шилкинском заводе. Это сила, и при первой возможности я пущу ее в ход.

– Но как можно послать продовольствие? Ведь сейчас зима.

– Для губернатора не существует невозможного! – с пылом ответил Муравьев, вскидывая руку над головой, хотя отлично понимал, что теперь уж поздно. – Стада оленей погоним из Аяна! И вы со спокойной душой отправляйтесь на подвиг, на большие океанские пути! В этом – великий смысл появления эскадры, несмотря на всю неясность целей, назначенных ей! Я не оставлю экспедицию. В Петербурге ударю во все колокола! Подниму на ноги всех. Повторяю: цели экспедиции Путятина даже для меня не очень ясны. Мы должны дать эскадре свою цель! Если война загонит эскадру Путятина в Амур и заставит заняться нашим делом, то вы – спаситель Японской экспедиции. Я уверен, что в бумагах, которые я жду из Петербурга, мне будет прислано предписание дать лоцмана адмиралу Путятину.

«Если в самом деле Амурская экспедиция будет снабжена, то я смею отправиться, – думал Чихачев. – Командировка, предложенная Муравьевым, во всех отношениях очень заманчива».

– Будет время, вы еще вспомните меня! В ваши годы такое порученце дается не зря! Помните, что великие адмиралы и морские министры тоже были когда-то мичманами. Кстати, со дня на день я жду бумаги, и вы – лейтенант!

– Скажу откровенно, ваше превосходительство, – снова вспыхнул Чихачев, – я бы охотно. Но мне стыдно перед Геннадием Ивановичем и товарищами.

– А вам не стыдно будет перед Россией и государем? На вас будут смотреть из царского кабинета и требовать от меня отчета за ваш каждый шаг.

Очень лестно! Да беда, Николай Матвеевич замечал, что и у Муравьева на словах одно другому иногда, кажется, противоречит. То губернатор хотел повернуть неверную политику правительства на верный путь и для этого слал его к Путятину, то говорил, что за каждым шагом Чихачева будут смотреть из царского кабинета, – значит, это как бы желание государя.

А Муравьев стал говорить, что, конечно, заключить трактат с Японией важно для России и что одно другому не помешает, он сам восхищен, что русские высадятся в Японии.

– Нужен человек, который все смело скажет адмиралу! Невельской просит паровое судно. И я откровенно скажу, что не знаю, получил ли Геннадий Иванович это судно в нынешнем году и получит ли вообще. А на эскадре – пароход. Вы сумеете объяснить! Никто другой! Вы выстрадали Амур! А что касается Геннадия Ивановича, то он будет ждать Японской экспедиции, как манны небесной. Ваши же товарищи поблагодарят вас!

Через две недели Николая Матвеевича снова срочно потребовали в кабинет.

– Известие о снаряжении чрезвычайного посольства в Турцию. Спор о святых местах. Вот газеты! – сказал Муравьев. – Вот и ожидаемые события надвигаются! Поэтому и предосторожности взяты.

Заговорили о святых местах.

– Лед тронулся. Американская эскадра идет в Японию – раз. Грозит восточная война – два! Вот две причины, и у нас спохватились. А я слышал, что вы покорили у меня весь город? Говорят, вчера в соборе молодые купчихи и купеческие дочки чуть не передавили из-за вас друг друга. Вы в фокусе внимания. Как вам понравились мои Волконские и Трубецкие?

Чихачев сидел понурившись. Война надвигается. Что же на косе будет? А Завойко и Кашеваров будут палки в колеса вставлять Невельскому. Жаль, жаль Геннадия Ивановича и Екатерину Ивановну.

– Николай Николаевич! Простите, но я хотел бы твердо знать до отъезда, что будет предпринято для лучшего снабжения экспедиции Невельского к весне, так как именно с этой целью я явился сюда и это есть мой долг и главное мое поручение.