Станислав Десятсков - Когда уходит земной полубог

— Кто таков молодец? — обратился Артемий Петрович к Семёнову.

— Из нашего купецкого дома человек, Василий Попов! — весело ответил евреиновский приказчик. — Ровно пять лет назад как послан был в Индию! Мы было с Михаил Григорьевичем Евреиновым уже совсем порешили: пропал наш Василий, сгинул! Ан нет, живуч русский человек! Вот неделю назад и объявился в Шемахе наш молодец, да не один — целый караван верблюдов с добрым товаром индийским привёл!

— Где же ты бывал, Попов, что видел? Говори! — властно приказал Артемий Петрович.

И весь оставшийся вечер посол и русские купцы слушали рассказ о путях-дорогах в Индию через Персидский залив и Аравийское море, о многолюдных и чудных городах Дели и Агре; богатых землях, с которых снимают по три урожая в год, сказочных лесах-джунглях и полноводных реках Инде и Ганге. И всё это Василий видел своими глазами, и всё это лежало рядом, под боком!

— Выходит, мой торговый договор с шахом вам, купцы, и знатную торговлю с Индией сулит! — Артемий Петрович весело обвёл взглядом собравшихся.

Купцы радостно зашумели, и только Андрей Семёнов прищурился с хитринкой и словно ушатом холодной воды обдал:

— Договор с шахом иметь, конечно, хорошо, но токмо слово шаха даже в самой Персии ныне мало что значит, а от Шемахи до Исфагани и совсем далеко!

— Ну, это мы посмотрим! — гордо ответил тогда Волынский и твёрдо обещал купцам: — Быть в Шемахе русскому консулу!

Однако через день посол и сам убедился, как далеко от Шемахи до Исфагани.

— Да что мне тот указ, коль шаха здесь нет! — взорвался вдруг визирь-бек, когда Артемий Петрович показал ему торговую грамоту и сказал, что скоро царь пришлёт в Шемаху русского консула. — И потом, грамоту твою подписал не шах, а этот бездельник Эхтимат-Девлет. А я плевал на это ничтожество и его указы! — горячился визирь-бек.

«Великий, должно быть, навар бек берёт без консула и с Евреиновых, и с прочих российских купцов!» — подумал Волынский, но визирь-беку привёл иной грозный резон:

— Думаю, государь и Сенат в Петербурге сей полезный договор немедля подтвердят, после чего, конечно, подтвердит его и великий шах. И ежели ты и тогда не примешь нашего консула, не токмо Исфагань, но и Санкт-Петербург тебе укорот могут сделать! — грозно пояснил русский посол; и по тому, как визирь-бек побледнел, понял, что те слова дошли до самого сердца первого министра Шемахи. Ведь русские военные корабли видели уже на рейде Баку, а оттуда до Шемахи рукой подать. Боле Волынскому в его делах местные власти не супротивничали. И он, и его люди всюду ходили свободно, а по ранней весне Волынский решил было прикупить и загородный дом.

— В Шемахе всё одно будет скоро русский консул, и дом тот достанется ему... — рассуждал Артемий Петрович в лавке Евреиновых.

Но Андрей Семёнов заметил не без ехидства:

— Это пока вы, сударь, в том доме стоите поя сильной охраной (в охране посольства было полсотни драгун и полсотни казаков), жить там, может, и безопасно. Но стоит вам отправиться в Россию, как загородный дом непременно разорят лезгинцы!

— А я попрошу хана поставить к той даче сильную охрану, — стал было возражать Волынский, но евреиновский приказчик рукой махнул:

— Что лезгинам ханское воинство! Да и повязаны здешние власти с этими разбойниками одной верёвочкой! Не верите? Так пройдёмте в лезгинский караван-сарай, я вам кое-что покажу!

Артемий Петрович у лезгин ещё не был и из великого любопытства пошёл. Чего только в тех лавчонках не было! И тонкая белая парча из Индии, и персидские большие шёлковые платки, вышитые золотом и серебром, и ширванские овчинки на опушку шуб и шапок. Всеми цветами радуги переливались дорогие бухарские и персидские ковры, коих Артемий Петрович не видывал и в Исфагани. И шелка, шелка! Казалось, весь Великий шёлковый путь работал на сей караван-сарай.

— Откуда у бедных горцев такое изобилие товаров? — удивился посол.

— Знамо, откуда! Из разбитых купеческих караванов, вот, сударь, откуда! — озорно подмигнул лихой приказчик, сам многократно водивший караваны через горы Кавказа. — Да вот, пойдёмте во двор, я покажу вам их главный товар!

На широком подворье караван-сарая было многолюдно.

— Ишь, новую партию живого товара сегодня пригнали! Продают в рабство и мужиков, и девок, и детвору! Чистые разбойники! — Андрей Семёнов, не скрывая враждебности, сплюнул.

— Да, я вижу, среди рабов есть и местные жители: и ширванцы, и грузины, и армяне? — удивился Волынский.

— Вот-вот! Под Шемахой разбойники сёла жгут, а людской товар сюда же, в Шемаху, на невольничий рынок гонят! — пояснил приказчик.

— Куда же хан смотрит! — вырвалось у Волынского.

— А хан знатный бакшиш имеет за то, что смотрит да все их бесчинства сквозь пальцы! — пожал плечами купец, сам не раз дававший бакшиш хану и его челяди.

— О, мой господин, выкупите меня! Я не хочу в горем к этому старому турку! — Молоденькая грузинка вырвалась вдруг из понурой толпы невольников и бросилась в ноги Волынскому.

Подбежал было надсмотрщик с плетью, но Волынский уже поднимал девушку из пыли, и надсмотрщик остановился. Да и как не остановиться, коль за спиной русского гяура десяток драгун уже схватились за палаши.

(Посол знал Восток и всюду ходил со знатной охраной).

— Кто ты такая и где выучилась говорить по-русски? — расспрашивал тем временем Волынский девушку.

— Меня ещё маленькой отец вывез в Москву. Он служил тогда у царевича Имеретинского, который перешёл на русскую службу. Но отец мой под Нарвой попал в плен к шведам вместе с царевичем! Мать осталась, ждала отца несколько лет в Москве, да не дождалась — вернулась вместе со мной к своим родичам в Кахетию. А на днях имение дяди спалили эти разбойники, — показала она на подступавших к послу лезгинов, — маму и дядю убили, а меня привели на невольничий рынок и продают старому турку в гарем. О, выкупите меня, мой господин! И увезите в Москву! — Тёмные глаза девушки налились слезами.

Артемия Петровича охватило чувство жалости.

— Выходит, твой отец — русский офицер? — переспросил он девушку. — Ну, тогда тебе и впрямь в Москву надобно! Война со шведом к концу идёт, и отец твой скоро вернётся из плена. Звать-то тебя как, красавица?

— Нина! — Голос у девушки был высокий, чистый.

— Ну что ж, Нина, идём на посольское подворье! — Волынский взял девушку под локоток.

Но здесь путь послу решительно преградили рослые молодчики, откровенно положив руки на рукоятки кинжалов. Впереди них в расшитой золотой черкеске, поигрывая плетью, стоял горбоносый верзила с лицом, украшенным многими шрамами.

— Это мой товар! — гордо сказал он русскому гяуру, пока другие молодцы примеривались к драгунам.