Александр Сегень - Тимур. Тамерлан

Искендер быстро приготовился для письма и ответил:

— На том, как ваше могольское знамя привело в неописуемый страх воинов Малик-багатура, хазрет. Вот последние слова: «Я одержал полную победу и переместился в сторону Рабат-Малика. Там меня торжественно встречал эмир Кейхосроу-Джиляны, поздравляя с успехом».

— Разве мы на этом остановились, а не на том, как я наконец помирился с Хуссейном?

— Должно быть, вы только собирались начать рассказ об этом, но пришёл багатур Аллахдад играть с вами в шахматы.

— И мы играли вчера с ним?

— Нет, вчера вы только должны были сыграть третью партию, но, не чувствуя в себе сил, отказались.

— Я уже теряю ощущение времени и не помню, что было вчера, что позавчера, а что сорок лет тому назад. Пора нам мириться с Хуссейном. Пиши, Искендер: «Мы расположились на отдых и собирались по достоинству отметить наши победы над эмиром Хуссейном, как вдруг приходит весть — эмир Хуссейн осознал всю свою неправоту и страстно мечтает о том, как бы нам с ним помириться. Я с радостью устремился к нему навстречу и ожидал его в местности Барсын. Как сейчас помню, снегу навалило тогда непомерно много, стояли сильные морозы, но мысль о том, что мы сейчас помиримся с Хуссейном, грела меня лучше огня и вина. Вдруг приходит новая весть — эмир Хуссейн возвратился и уже не хочет мириться. Ну, тогда и я отправился в Ташкент, и там провёл эту зиму».

«Снова здорово! — подумал Искендер. — Будет ли конец его душещипательным воспоминаниям о том, как они всё мирились и мирились с Хуссейном, всё никак на могли помириться, покуда Тамерлан не укокошил беднягу!»

Больной слабым голосом продолжал диктовать бесконечную историю своих ссор и примирений с эмиром Хуссейном. Снова, на сей раз узнав о помощи Тамерлану со стороны хана Джете, Хуссейн клялся на Коране, умоляя своего соперника: «Забудем вражду!» И великодушный Тамерлан соглашался и тоже присягал на Коране. А между тем трупный запах всё сильнее наполнял комнату, и Искендера уже тошнило от этой вони. Ненадолго заглянула кичик-ханым, ласково побеседовала с супругом и как бы невзначай спросила:

— А надолго уехал посланный вами с китайцем Джильберге?

— Он проводит китайского посла до границ Могулистана и вернётся. А что? — поинтересовался Тамерлан.

— Как жаль! Я думала, он доедет до самого Китая и привезёт мне оттуда одну вещицу, о которой я его просила.

— Мы сами скоро отправимся в Китай, возлюбленная моя Тукель, — тихо пробормотал великий завоеватель, — и тогда ты получишь сколько угодно китайских вещей и вещиц.

— Скорее бы! — надула свои кокетливые губки кичик-ханым. — А вы, кажется, нездоровы, супруг и государь мой?

— Лёгкое недомогание, о звезда, подобная Айук! — тихо улыбнулся Тамерлан, трогая Тукель за руку.

— От вас пахнет болезнью. Вам бы следовало принять ванну из розового масла. Я пришлю вам, хорошо?

— Благодарю тебя, о Кааба души моей! — продолжал улыбаться, гладить руку Тукель и испускать трупный запах великий из великих.

Уходя от Тамерлана, кичик-ханым тихонько шепнула Искендеру:

— В чём дело? Почему такая вонь?

— Он, кажется, на сей раз и впрямь умирает, — печально ответил мирза и добавил: — И очень скоро. Не сегодня-завтра.

— Какой ужас! — фыркнула Тукель и сверкнула глазками, готовая соблазнить даже этого малособлазнительного уруса, лишь бы только поскорее умер дурно пахнущий супруг. Но, выйдя из комнаты, она подумала, что вовсе и не желает Тамерлану смерти. Ведь разве плохо ей живётся при нём живом?

Не успел Тамерлан продолжить диктовку, как заявился Аллахдад с вопросом, не желает ли султан Джамшид сыграть наконец третью, отложенную, партию в шахматы. Ему не терпелось завоевать звание главнокомандующего всеми кушунами вместо Джеханшаха, но этим мечтам не суждено было сбыться.

— Вот что, дорогой Аллахдад, — сказал главнокомандующий над всеми главнокомандующими и султан всех султанов, — ты, бесспорно, один из лучших моих полководцев и отменный шахматист. Но я сейчас не в форме, а Джеханшах всё же лучший стратег, чем ты. А потому оставайся тем, кто ты есть сейчас. Поезжай к своим и готовься к походу. Первое раджаба уже не за горами. Вот тебе моя рука.

И Аллахдад, сжав зубы от обиды, склонился к левой руке повелителя, чтобы поцеловать её на прощанье. Когда он ушёл, наступило время асра. Вместе с имамом появились трое из совета лекарей. Осмотрев больного, они разрешили ему совершить послеполуденный намаз, а когда аср закончился, сделали ещё одно кровопускание, от которого Тамерлану вскоре сделалось хуже. Тут рабы принесли в его комнату большой серебряный чан, наполненный розовым маслом, присланный Тукель. Лекарь Шамсуддин, оставленный для того, чтобы следить за состоянием больного, воспротивился принятию такой ванны, но Тамерлан был непреклонен.

— Мне надоело вонять так, будто я гора отрубленных голов, — заявил он. — Любезные мои жёны приходят навестить меня. Хорошо ли, что я испускаю зловоние?

Разместившись в чане с разогретым розовым маслом, нестерпимо благоухающим, Тамерлан решил продолжить диктовку мирзе Искендеру.

— Так, — сказал он, — мне уже лучше. Мы можем писать дальше нашу «Тамерлан-намэ». Итак, после торжественного примирения с эмиром Хуссейном мы оба сели на коней и разъехались в разные стороны. Он отправился в Сали-Сарай, а я — в Кеш, где решил хорошенечко отдохнуть. Из Кеша я написал письмо своему старшему сыну, Мухаммед-Джехангиру, требуя, чтобы он явился ко мне со своими воинами и во всеоружии.

— Выпейте хотя бы ещё чашу морковного сока, — попросил Тамерлана лекарь Шамсуддин.

— Замучили вы меня с этим соком, — прокряхтел больной, всё же принимая из рук врача полную пиалу оранжево-красной жидкости. — Я столько вина и бузы за всю свою жизнь не выпил, сколько за один лишь сегодняшний день этой морковной сукровицы.

Не допив до конца чашу, он продолжал диктовать:

— В это время я получил письмо от эмира Хуссейна. Он сообщал, что эмиры Бадахшана возмутились против него и что он отправился их усмирять. Я ответил эмиру Хуссейну, что желаю ему не свернуть себе шею. Нет, Искендер, напиши лучше: «Желаю ему счастливого пути». Когда я расположился на отдых вокруг Кеша, то почувствовал себя так же хорошо, как сейчас. Тут ко мне пришла весть, что Малик-Хуссейн, правитель Герата, грабит жителей во владениях эмира Хуссейна. Я тигром метнулся туда с воинами, переправился через реку Тёр… мэ… мы… мы-ы-ы-ы…

— Что с вами, хазрет? — всполошился лекарь.

— Вам плохо? — спросил писарь.

— Мне хо-охо, — мычал в ответ Тамерлан. — Ихкендег, пихи дайхе. Пихи, говогю! Переправился… Вот видите, всё в порядке. Переправился через реку Термез, отнял у Малик-Хуссейна всё награбленное им добро и возвратил его людям, подвала-вала-вала… подвластным эмиру Хуссейну. Сам же я, чтобы помочь эмиру Хухейну, отправилха к хтоликхе… к столице Бадахххха… Бадахшана… и эээээ… ыыыыы… ммммм…