Александр Сегень - Тимур. Тамерлан

В становище полным ходом шли приготовления к сражению. Ни о каких переговорах не могло идти и речи. Если бы племянник правителя Хорезма Мунке-багатур имел возможность понаблюдать за этими приготовлениями, он, пожалуй, удивился бы. Большинство людей Тимура и Хуссейна занимались тем, что доставали воду из колодца. Объяснение тут было простое. Сразу после того, как явился из Хивы обезрученный Захир, Тимур велел все кибитки поставить в один большой круг и связать между собой верёвками. Это была предосторожность на случай неожиданного нападения. Такая тактика не являлась открытием молодого полководца, великая степь издавна воевала таким образом, и даже некоторые европейские армии впоследствии применяли её. Достаточно назвать таборитов [30] Табориты (первая половина XV-в.) — вооружённые отряды крестьян и горожан, ведшие борьбу с феодалами. Название произошло от города Табор в Чехии. .

Естественно, нападавшие искали пути для того, чтобы преодолеть стены искусственной крепости. И наиболее действенным оружием считался огонь. Тимур, для того чтобы не тушить объятые пламенем повозки, велел облить их водой заранее, чтобы сделать их недоступными для огненных стрел.

Воины прекрасно понимали замысел полководца и поэтому носились с кожаными вёдрами по становищу как угорелые.

Время у них было. Мунке-багатур не мог атаковать сразу, нужно было дать отдохнуть лошадям, выдержавшим поход в двенадцать фарасангов.

Тимур и Хуссейн сидели на стоящих рядом лошадях и в просвет между кибитками наблюдали за противником.

— Если бы Аллах шепнул мне на ухо, что среди этих чагатаев скрывается Ибрагим, клянусь тем, кто бы мне это шепнул, я бы дрался с ними впятеро злее!

Тимур ничего не ответил на страстное замечание названого брата. Он не любил красивых слов и цветистых выражений, он думал не теми понятиями, которые можно сыскать в свитке поэта.

Прискакал Мансур и доложил: всё уже мокрое и кибитки более напоминают лодки, чем что-либо другое.

— Лейте, лейте, — прикрикнул Хуссейн, — лучше сражаться посреди болота, чем посреди пожарища.

Тимур осторожно положил ему руку на плечо, успокаивая горячность военачальника:

— Если вылить воды слишком много, наши лошади потонут в грязи, ничего нет страшнее, поверь.

Хуссейн отвернулся. Мысль была слишком очевидной, но ему не хотелось проигрывать спор в присутствии этого самоуверенного нукера.

— Пошли! — послышались крики и справа и слева.

Кожаные вёдра полетели наземь, воины бросились к оставленным в специально подобранных местах лукам.

Тимур снял с колен свой железный остроконечный сеистанский шлем и покрыл им голову.

Как и предполагалось, первая волна несла на струнах своих луков дымящиеся стрелы, отчего над скачущими поднялась тёмная дымка. Вместе с этой дымкой первую полусотню сопровождал характерный визг, всегда сопутствующий атаку степной конницы. Сердца русичей, Мадьяров, грузин, иранцев, китайцев обливались нестерпимым холодом, стоило ему повиснуть в воздухе. Люди Тимура и Хуссейна и сами могли кричать подобным образом, поэтому остались совершенно спокойны.

Не доходя примерно сотни шагов до колёсной крепости, чагатаи по команде сотника сделали дымящийся залп. Через мгновение затрещали деревянные борта кибиток, глухо вздрагивали шкуры, которыми были обтянуты верхние каркасы. Ни одна стрела не пропала даром. Монгольские воины, у кого бы на. службе они ни находились, стрелять из лука умели как никто в мире.

Полусотня поджигателей не могла остановиться сразу, ещё несколько десятков шагов она летела вперёд, прежде чем, погасив часть инерции, стала забирать влево, подставляя свои бока под стрелы защищающихся.

Стрелы чагатаев бессильно шипели в мокром дереве и влажных шкурах, стрелы людей Тимура и Хуссейна со свистом ударили в гущу разворачивающихся всадников. Один залп, второй. После второго Тимур скомандовал:

— Стой!

И правильно сделал: чагатаи уже скакали обратно, попасть в них теперь было трудно, а стрелы приходилось беречь.

Первая атака людей услужливого хорезмийского правителя закончилась полным провалом. Десятка полтора всадников и пять-шесть лошадей корчились на холодном песке. Уносящаяся обратно рать потеряла по дороге ещё двоих, пытавшихся некоторое время удержаться в сёдлах.

— Сейчас они будут думать, — сказал Тимур, пристально глядя в сторону противника.

— Думаешь, они не догадаются, что всё дело в воде?

— Сначала они подумают, что взяли с собой плохую нефть, и попытаются напасть вторично. Меня волнует то, что они станут делать после второй отбитой атаки.

По команде Мансура из-за кибиток выбрались несколько человек и бросились вытаскивать стрелы из трупов.

Дальше всё происходило так, как и предсказывал эмир Тимур. Правда, не одна, а две атаки с целью поджечь повозочную крепость была предпринята людьми Мунке-багатура. Ещё до сорока человек из его войска осталось лежать возле круга, созданного сцепленными кибитками.

— Их предводитель плохо думает, — сказал Тимур после третьей атаки, — и за это его войско будет наказано.

Племянник правителя Хорезма был совершенно сбит с толку, как был бы сбит всякий человек, обнаруживший, что дерево не горит. Но не мог же он вернуться к своему трусливому, а стало быть, и мстительному дяде всего лишь с этим открытием. Тому нужны были Тимур и Хуссейн. Желательно живые. В крайнем случае он мог согласиться на их головы.

Мунке-багатур собрал сотников и сообщил им свой план. Он был столь же решителен, сколь и глуп. Было велено атаковать кибитки, оставив лошадей подле них, с одними саблями и копьями врываться внутрь этого проклятого неподжигаемого стана, а там уж видно будет. Никто из сотников, а всё это были люди серьёзные и бывалые, от этого плана в восторг не пришёл, но вместе с тем они знали, что, если приказ не будет выполнен, не поздоровится не одному лишь ханскому племяннику. Позади была гибель верная, впереди — всего лишь сотня издыхающих от голода барласских собак, и пусть их кибитки не горят, их кровь хорошо наточенным железом, надо думать, отворяется.

Чагатаи пошли в атаку всей своей массой, и был момент, когда могло показаться, что незамысловатый план Мунке-багатура близок к осуществлению. Сплошная линия кибиток лопнула, нападающие градом летели со своих лошадей, ломающих ноги в толчее провала. Но сзади напирали всё новые волны. Возглавляемые Хуссейном всадники встретили орущий чагатайский вал сплошной стеной стрел, после чего, вытащив из ножен клинки, столкнулись с ними грудь в грудь.

Сеча вскипела.

В это время Тимур со своими лучшими нукерами покидал становище с противоположной стороны. Но это было не бегство. Обогнув становище, Тимур ударил чагатаям в тыл. Это было сделано вовремя. Хуссейн, подавляемый втрое превосходящими силами, стал шаг за шагом отступать внутрь мешка, в который превратился окружённый повозками лагерь. Его людям грозила неминуемая гибель, совершенно озверевшие чагатаи перебили бы их всех до последнего человека, кажущаяся близость победы придавала им дополнительную ярость и дополнительные силы. Неожиданный удар в тыл вверг их в растерянность. Часть из них просто-таки оказалась в состоянии полной паники. Они кружили по лагерю, вопя что-то нечленораздельное, и гибли почти без сопротивления под клинками Тимуровых нукеров.