Иван Жигалов - Командарм Дыбенко [Повести]

Вдруг послышался окрик:

— Стой! Кто идет?

Ленька прервал рассказ.

Два партизана, высокий и низкий, подвели к штабному шалашику парнишку лет четырнадцати.

— В чем дело? — спросил Волков. — Откуда взялся?

— В лесу перехватили, — ответил тот, что поменьше ростом. — Пароль знает и твердит, что ему нужен самый большой командир. — Вот мы и доставили его к вам, товарищ комбриг.

— Вы будете товарищ Волков? — в свою очередь спросил мальчик.

— Да, я.

Мальчик снял ушанку, надорвал подкладку, извлек бумажку.

— Вам, в собственные руки.

Комбриг прочитал раз, другой, покачал головой, передал Карпову, а паренька спросил, кто его послал.

— Варя. Она в «Красной звезде», переводчицей у немцев. А у нас квартирует. Варя сказала: если не отнесу, могут наши люди пострадать. Я взял лыжи и бегом к вам.

— Валю Соловьеву замучили! — воскликнул Карпов. — Чащин арестован!

Новость ошеломила людей.

Случается так: в цепи вдруг вылетает одно звено — и все крепление рушится… Сейчас вылетело очень важное звено в крепкой цепи партизанской конспирации. Арестованные знали об обозе и о готовящемся сегодня походе партизан.

— Кто же их выдал? — неопределенно спросил Карпов.

— Наверное, Надечкин по пьянке разболтал, — промолвил политрук Завьялов, знавший винную слабость Савелия.

— Скорее поп, — не совсем уверенно поправил кто-то.

Карпов отрицательно покачал головой:

— Вряд ли. Филимон полгода служил нам верой и правдой. Честно помогал… — Александр Иванович тепло посмотрел на паренька: — Как тебя зовут, герой?

— Ваня Ягодкин, — бойко ответил мальчуган.

— Объявляем тебе, Ваня, благодарность, — сказал Волков, нагнулся и поцеловал его. — Значит, ты в «Красной звезде» живешь?

— Да, с мамкой… А вы что, собираетесь побить фашистов?

— Вот этого, Ваня, я тебе сказать не могу… Уж ты меня извини.

— Понимаю… Военная тайна.

— Совершенно правильно. Иди вон в тот шалаш, рядом. Там еще такой же герой, Леня Костин…

Время приближалось к полуночи… Волков с тревогой думал; не пронюхал ли Тигерберг о готовящемся налете? Неужели их ждет провал? Конечно, еще не поздно дать сигнал — две красные ракеты — и под покровом ночи уйти в глубь леса.

Решили ждать возвращения разведчиков и уж потом принимать окончательное решение.

Комбриг расставил отряды по кольцу. В условленный час со всех сторон, словно молнии, ударят партизаны по застигнутому врасплох врагу. Вой завяжут небольшие группы, а потом вступят в дело главные силы. В своем распоряжении комбриг оставляет резерв, чтобы в нужный момент использовать его в любом слабом месте. Дороги, по которым немцы могут подбросить подкрепления из райцентра, заминированы, в секретах притаились пулеметчики… Кажется, все было предусмотрено, продумано. И вдруг эта история с Чащиным: связана ли она с готовящейся операцией? Волков с нетерпением ждал известий от разведчиков: им приказано достать последние, самые верные сведения.

— Почему задерживаются? Где они пропали? — уж который раз спрашивал он политрука Завьялова.

Наконец появился один, а следом еще двое.

— Ну, докладывайте! — Комбриг внимательно выслушал и успокоился: немцы не знают о партизанских планах. — Выступаем, Александр Иванович! — решительно сказал Волков. — Может, еще удастся спасти Чащина.

— В добрый час, Олег Григорьевич, — ответил Карпов и добавил: — А может быть, уже и в живых нет Вениамина Платоновича?

Судьба Чащина волновала всех, кто успел узнать о случившейся с ним беде.

После того как командование приняло окончательное решение разгромить комендатуру Тигерберга, Надечкин почти ежедневно возил Чащина в «Красную звезду». Вениамин Платонович там не задерживался. Перекинувшись парой слов с Михайловым, если тот был на месте, приказывал Савелию поворачивать к церкви. Последнее время Филимон жаловался на здоровье, все больше лежал, но исправно вел церковную службу: читал короткие проповеди, как умел, вселял в души православных горячую веру в свои силы в борьбе с врагом.

Во вторник утром Чащин, как обычно, предупредил Иванова, что едет в «Красную звезду».

Весь день Никита Павлович прождал друга, но безуспешно. «Не иначе, что-то стряслось», — тревожился он. Только в среду под вечер прискакал Надечкин.

— Беда! — крикнул Савелий.

Срывающимся голосом он рассказал, что Чащин арестован и замучена дочка церковной сторожихи, будто бы вызывали в комендатуру и Филимона.

Иванов побледнел, схватил Надечкина за воротник полушубка да так тряхнул, что тот свалился на пол.

— Что же ты молчишь, сукин сын! — сердито крикнул он.

Савелий не мог прийти в себя, только мигал глазами.

— Я все поджидал, — начал он, заикаясь, — а Платоныч не появлялся. Думаю, замешкался. Гляжу, проходит мимо меня комендантская переводчица Варя и, не останавливаясь, говорит о Чащине, Филимоне и Соловьевой. Уезжай скорее, Савелий, шепчет, передай все нашим.

— Надо что-то делать! — сказал Никита Павлович, а что делать — и сам толком не знал. Предупредить Карпова! Но он далеко, где-то около «Красной звезды». Жаль, Володьку отпустил к бате, а Назар — дорогу не знает.

И внезапно пришло решение.

— Скачи, Савелий, обратно! — Хлопнул по плечу извозчика: — Гони, не жалей мерина! Издохнет — бог с ним. — Растолковал, где надо искать партизан и что сказать.

— Все понятно. — Надечкин выбежал из избы, прыгнул в резные саночки, не на облучок, где обычно восседал, когда возил Чащина, а на его место, на зеленый коврик. Красавчик, словно учуяв беду, рванулся с места и затрусил по дороге.

Никиту Павловича не оставляла тревога за судьбу товарищей. Послал жену за Прохором, а сам пошел к Захару.

Вторые сутки Тигерберг держал Чащина в комендатуре под предлогом, что вот-вот приедет большой начальник и будет лично беседовать со старостами. Случалось и раньше — целый день не отпускали, но вечером ему разрешалось уезжать. А теперь?.. «Не иначе, что-то хотят выведать», — терялся в догадках Вениамин Платонович.

Не знал Чащин, что днем раньше Тигерберг лично вызывал Филимона. Больного священника подняли с постели. Полковник расспрашивал его о партизанах, интересовался старостой. Батюшка знал, что требовалось говорить, хвалил Чащина: мол, ходит в церковь, исправно молится вместе со всеми гражданами. После этого разговора Тигерберг приказал своему адъютанту проводить попа в спортивный зал, превращенный в место пыток. Увидев там изуродованных людей, Филимон лишился сознания. Его привели в чувство и отвезли домой. Вскоре он умер.

Почти одновременно с Филимоном гестаповцы схватили Валю Соловьеву, над ней долго глумились, на ночь заперли в темной холодной кладовке, где когда-то хранилось школьное имущество. Когда утром открыли дверь, увидели девушку мертвой: она повесилась.