Иван Жигалов - Командарм Дыбенко [Повести]

— Ты что, полагаешь, на нас с тобой свет клином сошелся? Мы выедем, как наметили. А вот делегацию Печникова задержим на неделю. За это время агитаторы побывают в деревнях, и все, что удастся собрать, Печников привезет.

Решили с завтрашнего дня приступить к делу… Карпов попросил Николая Осиповича передать сердечное спасибо всем, кто внес деньги и ценности в фонд обороны Родины. А Волков пригласил учителя в гости к партизанам.

— Расскажите, как наши соотечественники многократно били и прогоняли чужеземцев, как дрались с врагами Родины и побеждали.

Рачев согласился.

— Значит, напрасно меня гоните, и я Лесной республике могу пользу принести, — сказал он, улыбаясь. — У партизан побываю обязательно. Завтра же и пойду…

— Мы вас не гоним, Николай Осипович, — улыбнулся Волков. — Хотим облегчить вашу жизнь…

Подошла Прасковья Наумовна.

— Прошу к столу, — сказала она. — Подкрепитесь чем бог послал, а уж потом занимайтесь делами, да и у нас своя работа — мешки чиним. Сегодня все залатаем.

— Похвально! — Карпов сел рядом с Ивановым. — Пора укладывать продукты. На днях выезжаем…

После обеда Прасковья Наумовна и Тося собрали и унесли посуду. Волков разложил на столе карту, стал по ней водить остро заточенным красным карандашом. К нему подсел Асанов. Полковник был в военной форме, в петлицах поблескивали четыре шпалы. Не торопясь, Волков рассказывал о маршруте, который рекомендовали разведчики.

— Вы полагаете, товарищ Завьялов, путь на Осташков наиболее безопасный? — спросил Асанов.

— Вот, смотрите. Черный двор и эти населенные пункты в сторону демянского котла, — показал на карте политрук. — Тут по пути следования обоза немецкие гарнизоны весьма слабые. Хорошо бы, конечно, предварительно разгромить их.

— Нет, нет! Этого делать не будем, — решительно произнес Асанов. — Разгромить успеем, когда отправим продовольствие. Сейчас не следует показывать свою активность, настораживать врага.

— С подводами идут колхозники и колхозницы, — сказал Волков. — Мы обязаны позаботиться об их безопасности.

— Вы правы, Олег Григорьевич, — согласился Карпов.

— Давайте еще и еще раз объясним людям, проинструктируем каждого, — продолжал Асанов. — Следует иметь в виду, что провал одного потянет за собой десяток, а может, и большее число наших людей. Упаси бог, попасться в лапы врага. Ну а если кто попадет, пусть твердит одно: «Знать ничего не знаю, меня послал староста, с него и спрашивайте».

Появление в Лесной республике Асанова тоже было связано с обозом. Он информировал Волкова и Карпова о помощи, которую окажет обозу Красная Армия, где и на каких участках будут встречать подводы с продовольствием армейские разведчики-лыжники, какие будут применяться на маршрутах формы связи, одним словом, все те меры, которые могут гарантировать безопасность людей, сопровождающих продовольствие…

Разговаривая с товарищами, Волков наблюдал за учителем, который, видно, что-то интересное рассказывал присмиревшей девочке.

— Обдумали мое предложение, Николай Осипович?

Учитель повернул голову:

— Обдумал. Не могу я, Олег Григорьевич, оставить людей, с которыми живу под одной крышей. Не могу! Ведь посчитают, что я струсил и сбежал.

— А мы им объясним.

— Спасибо. Только останусь я в своей школе… А вот к Шуханову у меня покорнейшая просьба. — Рачев достал из кармана конверт и записку. — Узнайте в Ленинграде, куда выехал вот этот детский сад, — показал он пальцем на конверт. — А там уж напишите адрес и отправьте. Это к жене. Очень прошу.

Шуханов взял конверт, записку с адресом и пообещал сделать все возможное.

— А это адрес Валюшиных родителей. Они-то, наверное, знают, где сейчас детский сад. Расскажите, что дочь их жива, здорова и находится у хороших людей.

Шуханов еще раз пообещал сделать все от него зависящее.

А Карпова одолевали тягостные мысли: «Почему я не сказал правду? Почему до сих пор скрываю, что нет в живых Устиньи Алексеевны, нет в живых и многих детей, которых она поехала сопровождать?»

Рачев собрался уходить.

— Желаю всем вам большого успеха, — сказал он и каждому пожал руку. — А к партизанам отправлюсь в любое время.

Когда за учителем закрылась дверь, Асанов сказал:

— Напрасно он отказался выехать на Большую землю. Силенок-то у него маловато.

— Пусть живет с нами, — сказал Карпов и, улыбаясь, посмотрел на Шуханова. — Послушайте, капитан Мерке! А ваша борода?

— Что борода? — не понял Петр Петрович. — Вполне даже приличная!

— Все предусмотрели, а о бороде не подумали, — продолжал Карпов. — Сбрить, сбрить начисто!

За время лесной жизни лицо Шуханова сильно заросло. Борода ему нравилась, и он уверял себя, что партизану она совершенно необходима, как средство маскировки.

— Вот хотя бы вам, Александр Иванович, — усмехнулся он. — В таких зарослях вас никто не узнает.

— Я деревенский мужик. А вы теперь в роли немецкого офицера. В таком виде вам пускаться в путь нельзя.

Петр Петрович ждал, что скажут Асанов и Волков, но те молчали. Подумав, Шуханов согласился: «А ведь, пожалуй, Карпов прав».

Неожиданно подала голос Тося:

— А что, если забинтовать лицо или повязать платком… Может же быть этот самый Мерке обмороженным?

Шуханов, улыбаясь, поддержал девушку:

— Чащина права. На этом проклятом восточном фронте все может случиться…

— Ну а как с верховой ездой? — опять спросил Карпов.

— Это посложнее, чем борода, — вздохнул Шуханов.

Прожив на свете сорок пять лет, инженер ни разу не садился верхом на лошадь. Полсвета исколесил, на всех видах транспорта передвигался — по земле, по воде, под водой, по воздуху, а верхом ездить не приходилось. И поэтому обучение конвоиров было поручено ездовому Надечкину. Бывший конармеец горячо взялся за дело. «Когда-то я был наездником ого-го каким! — хвастался Савелий. — Сам Буденный не раз меня в пример ставил». Надечкин как-то подтянулся, даже пить перестал. Немецкая шинель, пилотка, натянутая поверх шерстяного серого шарфа, большие, зашнурованные до самых колен ботинки на войлочной подкладке делали Савелия похожим на немца. Все его ученики быстро освоили верховую езду. Только у Шуханова не получалось. Его кобыла гнедой масти с белой звездочкой на лбу чувствовала хозяина, но иногда ни с того ни с сего начинала упрямиться, шла поперек дороги. И тут Шуханов терялся.

— Вы, Петр Петрович, с ней по-немецки балакайте, — советовал буденновец. — Она по-ихнему обучена.

Лепов, склонный к быстрым выводам, измерив лошадь взглядом, заключил:

— Не корабль, освоить можно.

Попотеть Шуханову пришлось основательно.

— Выходит, конный спорт — дело нелегкое? — улыбнулся Волков.