Иван Жигалов - Командарм Дыбенко [Повести]

Уже на «Виоле» Павел сказал товарищам:

— Огромную победу мы одержали!

После съезда политическая жизнь в Главной базе резко обострилась. Уже на следующий день после съезда, 16 июня, возник первый конфликт с командующим. Не только с ним — с Временным правительством. Центробалту стало известно, что Вердеревский получил секретный приказ Керенского — в пятидневный срок сформировать из добровольцев-моряков шесть ударных батальонов и направить в Ревель, где ждать «особых распоряжений». Выбрали Ревель не случайно, здесь еще поддерживали Временное правительство, а экипажи базировавшихся там крейсеров «Олег», «Адмирал Макаров», «Громобой», «Баян», некоторых миноносцев и подводных лодок были под сильным влиянием эсеров и меньшевиков. Вскоре и сам секретный приказ очутился в руках Дыбенко. Действуя согласно уставу, он отменил приказ, написав на нем: «Ввиду недостатка специалистов на кораблях и угрозы наступления немецкого флота ни один матрос, верный революции, не может покинуть корабль. Излишек офицеров-моряков может быть в порядке приказа откомандирован на сухопутный фронт. Тот, кто добровольно покинет корабль, исключается из списков флота и считается дезорганизатором последнего».

Эта резолюция и стала постановлением Центробалта.

— Как же так? — тревожно спросил по телефону Вердеревский. — Вы отменили приказ министра, вмешиваетесь в оперативные дела штаба?

— Ничего подобного, гражданин командующий, — ответил Дыбенко. — Центробалт не против посылки на фронт офицеров. Их в резерве министерства много, об этом заявил матросский комитет 2-го Балтийского флотского экипажа.

А обнаружили «безработных офицеров» при следующих обстоятельствах. Решив выдворить из Петрограда матросов, находившихся под большевистским влиянием, Керенский, сославшись на «срочную необходимость», предложил откомандировать на Север 1000 человек. Матросский комитет ответил: без ведома Центробалта никто из экипажа не может быть списан. Вот тогда-то общее собрание моряков и рекомендовало послать находившихся в резерве министерств: двух адмиралов, четырех вице-адмиралов, 14 контр-адмиралов и большое количество каперангов, лейтенантов, мичманов, прапорщиков. Узнав об этом решении, Дыбенко от души смеялся. «Ай да матросы! Оказались прозорливей Керенского, кучу бездельников и дармоедов отыскали».

Революционный подъем на Балтике нарастал. 18 июня в Гельсингфорсе состоялась массовая демонстрация. На стягах лозунги: «Долой батальоны смерти!», «Николая Кровавого — в крепость!», «Долой назначенных начальников и комиссаров Временного правительства!», «Да здравствует вооруженный народ!». Моряки стройными колоннами медленно двигались к Сенатской площади, пели «Марсельезу», «Варшавянку». На митинге приняли резолюцию: матросы, солдаты и рабочие требовали передачи власти Советам, прекращения кровавой бойни. По радиостанции линкора «Республика» резолюцию передали на имя проходившего в это время в Петрограде I Всероссийского съезда Советов.

I Всероссийский съезд Советов собрался 3 июня. Эсеры и меньшевики, преобладавшие на съезде, выступили за сохранение блока с буржуазией. Они заявили, что в России нет ни одной политической партии, которая взяла бы на себя одна всю власть. В ответ на это Ленин заявил: «Есть такая партия!» В своем выступлении он развернул перед делегатами большевистскую программу, призывая передать всю полноту власти Советам.

Председателя Центробалта не переставали тревожить ревельцы; на проходившем там митинге наиболее рьяные защитники Временного правительства даже пытались опрокинуть трибуну, с которой выступали большевики. Был здесь и Вердеревский, он приветствовал моряков, пожелавших добровольно идти на фронт. «Комфлота сознательно затевает конфликт с Центробалтом; видно, задумал отколоть южный берег от северного и Кронштадта», — тревожился Дыбенко…

В Гельсингфорс опять прибыли «уговариватели», сразу три «апостола», и все «знатные»: правый эсер Авксентьев, меньшевик Гогечкори и председатель солдатской секции Петросовета меньшевик Завадский. Члены Центробалта приняли их на «Виоле». «Апостолы» потребовали срочно провести митинг.

— Это можно, — согласился Дыбенко. — Матросы скорей от обеда откажутся, чем от митингов, любят слушать умных людей. Но учтите, они и сами выступать научились…

21 июня на Сенатской площади вновь состоялся многолюдный митинг. Первым выступал Авксентьев. Вначале его слушали спокойно, а когда оратор заявил, что 18 июня в Петрограде «какие-то хулиганы» сорвали «плакаты доверия Временному правительству», людская лавина с шумом, подобно девятому валу, накатилась к трибуне.

— Революционные пролетарии, по-вашему, хулиганы! — кричали матросы.

— Успокойтесь, товарищи! Гражданин Авксентьев извинится за необдуманные слова! — крикнул Антонов-Овсеенко.

Стало тихо. Испуганный эсер приблизился к Антонову и дрожащими губами забормотал: «Погорячился, беру свои слова обратно», — пытался было еще что-то сказать, но грозное «Долой!» заставило его мигом ретироваться.

Многолюдная площадь притихла, все внимательно слушали Антонова-Овсеенко и Дыбенко. Потом единодушно одобрили резолюцию, принятую 18 июня.

Так ни с чем «уговариватели» отбыли восвояси.

На кораблях Главной базы кипели страсти, с каждым днем труднее становилось сдерживать матросов от преждевременных выступлений, требовавших «сбросить Временное правительство с помощью вооруженной силы». Громче всех вопили эсеры и анархисты, стараясь спровоцировать восстание.

…Дыбенко зашел к Антонову-Овсеенко, хотелось поделиться с членами горкома партии вестями, полученными из Севастополя от Чугунова, и доложить о предстоящей поездке в Лодейное Поле. Подробно изложил черноморскую одиссею.

— Задание Центробалта делегация Чугунова выполнила блестяще, хотя и не без приключений, — сказал Павел. — Реакционные офицеры вначале упрятали посланцев Балтики в каталажку… А вот результаты: 4 июня на многолюдном митинге в Севастополе матросы потребовали отстранения от должности командующего Черноморским флотом ярого монархиста Колчака. Через два дня он подал в отставку. — Дыбенко прошелся по комнате, продолжил: — Теперь Керенский будет метать громы и молнии на моряков Балтики, и, конечно, в первую очередь на Центробалт.

— Ну, к этому вы привыкли. Дружбы у вас с Керенским не было и, думаю, не будет. Никогда…

Дыбенко уехал в Лодейное Поле.

Дыбенко мечтал увидеть вождя революции В. И. Ленина, но все не удавалось. Когда Ильич возвращался из эмиграции, ехал через Финляндию, Павел посылал матросский караул встречать Владимира Ильича, но сам он пойти не мог, задержали неотложные дела в Центробалте. И вот теперь, возвращаясь из Лодейного Поля через Петроград, Павел решил во что бы то ни стало повидать Ленина. И встреча произошла во дворце Кшесинской, где тогда находился Центральный Комитет партии.