Екатерина Мелентьева - Бартоломе де Лас-Касас защитник индейцев

В одном из своих писем к кардиналу Асканио Сфорца, с которым он поддерживал переписку, дон Педро назвал Колона «Novi Orbis Repertor» — «Открыватель Нового Света».

И теперь, с легкой руки Мартира, вновь открытые Индии стали называть Новым Светом.

Когда Бартоломе приехал в 1496 году на каникулы домой, он сразу попал в горячие отцовские объятия. Бартоломе поразил вид отца. Еще недавно цветущий, дон Франсиско казался изможденным и постаревшим на много лет. Лицо его было изжелта-бледным, словно после тяжелой болезни.

— Что с вами, дорогой отец? — воскликнул Бартоломе. — Вы больны?

Дон Франсиско недовольно нахмурился:

— Да, немного… как и все, впрочем. Плавание, как ты знаешь, было нелегким.

Бартоломе слышал, что второе плавание Кристобаля Колона в Индию, которое длилось почти три года, было тяжелым, но подробностей не знал. Он ждал их от отца.

Но дон Франсиско молчал.

— Об этом как-нибудь потом, — сказал он наконец. — А теперь, знаешь ли ты, что я привез тебе из Индии?

— Вы вернулись живы и невредимы, и этого мне совершенно достаточно. А золото и пряности меня не интересуют!

— Я совсем забыл, что ты, как настоящий философ, считаешь правильными слова Апулея, что бедность издавна служанка философии.

— Я более люблю изречение Сенеки, которое гласит: «Не тот беден, у кого мало, а тот, кто хочет большего!»

— Да, но ты забываешь, что тот же Сенека утверждал, что только узкий ум не может примириться с богатством!

Бартоломе, улыбаясь, смотрел на отца. Как он любил в нем его находчивость и память!

— Что, сын мой? — задорно спросил дон Франсиско. — Старый солдат еще может поспорить с молодым философом?

— Я сражен, дорогой сеньор! — смеясь, ответил Бартоломе и поцеловал отцовскую руку. — Считаю, что диспут о богатстве окончился вашей победой.

— Ну то-то же! — сказал дон Франсиско, с довольным видом подкручивая усы. — А ты пытался спорить. Так вот, привез я тебе нечто более занимательное, чем пряности и золотые побрякушки, — и с этими словами он подошел к окну, выходившему во двор, и крикнул что-то слуге.

Через несколько минут вошел слуга и с ним незнакомый юноша, почти мальчик, невысокого роста, в легкой белой одежде, красиво оттеняющей бронзовую кожу. Черные длинные волосы откинуты назад. Большие, широко расставленные темные глаза смотрят умно и смело.

Дон Франсиско подошел к юноше и обнял его за плечи:

— Это Гуама, младший сын касика Намагари с острова Куба. В его жилах течет королевская кровь. Адмирал отдал его мне. Ему пятнадцать лет, он может стать твоим пажом [38] Паж — в средневековой Европе молодой дворянин, проходивший первую ступень подготовки к рыцарскому званию в качестве личного слуги короля или знатного феодала. Например, сыновья адмирала Колумба — Диего и Эрнандо — были пажами инфанта (принца) Хуана Кастильского. , и я поручаю его твоим заботам!

Кубинец улыбнулся и сказал приятным гортанным голосом несколько приветственных слов на испанском языке.

— Во время плавания я начал учить его испанскому языку. Он на редкость способен. Я думаю, что с твоей помощью он скоро совершенно свободно будет изъясняться по-испански.

— Я научу его всему, что знаю сам! — воскликнул Бартоломе, так как молодой кубинец ему чрезвычайно понравился.

Бартоломе сразу подружился с Гуамой. Тот был по-детски простодушен, но в то же время полон чувства собственного достоинства и благородства.

Вскоре, согласно воле своего отца и дона Лас-Касаса, кубинец принял христианскую веру и был наречен именем Алонсо. Крестным отцом был сам дон Франсиско, а крестной матерью — донья Анхела, сестра покойной доньи Беатрис, матери Бартоломе.

Старинный дом Лас-Касасов был расположен в предместье Севильи, в Триане. Его окружал глубокий ров, но теперь он не был наполнен водой, а зарос густой травой и полевыми цветами.

Массивные каменные ворота с высеченным на них гербом теперь никогда не запирались. Толстые ржавые цепи подъемного моста были увиты жимолостью и плющом. В сторожевой будке привратника жили голуби.

В большом дворе дома всегда кипела жизнь. Из конюшен слышалось ржанье лошадей. Смех и пенье служанок доносились из открытых окон кухни. Нагруженные мулы терпеливо ждали, чтобы с них сняли корзины с плодами и овощами и напоили водой.

Под глубокими карнизами узких зарешеченных окон лепились гнезда ласточек. На неровных каменных плитах, между которыми пробивалась трава, медленно и важно прогуливались тучные голуби, не обращая никакого внимания на охотничьих собак, с громким лаем носившихся по двору.

Совсем иным выглядел внутренний дворик — патио, — тихий и прохладный. Тонкие мавританские колонны из разноцветного мрамора поддерживали свод окружавшей патио галереи, куда выходили окна и двери комнат дома. Посередине, в круглом мраморном бассейне с фонтаном, плескались рыбки. Густая зелень вьющегося винограда служила крышей патио и не пропускала лучей палящего солнца. Прохладный патио в самые знойные часы дня был излюбленным местом, где можно было читать, беседовать, мечтать… Ни единого звука не доносилось с улицы и с большого двора дома. Иногда сюда забегали измученные жарой собаки и, растянувшись на холодных каменных плитах, сладко дремали у ног хозяев.

Кипарисовая аллея вела в разбитый еще много лет назад дедом Бартоломе сад. Подобно садам Гранады и старой Севильи, он был на редкость свеж и тенист. В нем росли самые разнообразные деревья: дикий виноград обвивался вкруг серебристого тополя, душистый лавр приник к олеандру, липы и каштаны стояли рядом с кипарисами и гранатовыми деревьями. Но более всего было апельсиновых и лимонных деревьев, так любимых андалузцами. Журчали холодные струи фонтанов.

Задняя стена дома, выходившая на крутой обрывистый берег реки, была покрыта плющом. Тропинка сбегала от калитки в стене прямо к реке. Там были устроены купальни и мостки. Покачиваясь на воде, стояли лодки. Их убирали только весной, когда тихий Гвадалквивир бурно и широко разливался и затоплял весь берег, достигая до самой калитки в стене.

В семье Лас-Касасов приветливо отнеслись к юному чужеземцу из неведомого Нового Света. Но особенно сблизился с ним Бартоломе. Не пажом, а другом и младшим братом стал ему этот мальчик.