Екатерина Мелентьева - Бартоломе де Лас-Касас защитник индейцев

Бартоломе придется встретиться с президентом Совета по делам Индий — всесильным вершителем судеб заморских колоний Испании, — Хуаном Родригесом де Фонсекой. Бартоломе не приходилось раньше видеть его, но с юношеских лет у него сохранился в памяти образ человека, который всегда и во всем мешал старому Колону. Леон Бернальдес как-то давно говорил, что вражду к Колону Фонсека стал питать после одного незначительного случая: Фонсека хотел ограничить требования Адмирала во время подготовки второй экспедиции. По мнению экономного Фонсеки, количество людей для личных услуг Адмиралу было чрезмерно. Но королева заставила Фонсеку уступить. Самолюбивый и высокомерный кастильский вельможа не мог ни забыть, ни простить Колону своего поражения даже в столь малом деле!

Про Фонсеку можно смело сказать, что участие его во всех великих открытиях и завоеваниях Кастилии огромно. Он снарядил три последних экспедиции Адмирала Колона и флотилию Магеллана. Способности Фонсеки и уменье вести колониальные дела вот уже более 20 лет заставляют королей дорожить им, как вернейшим цепным псом короны. Самый ретивый казначей не принес бы столько выгод Испании, как Фонсека. Менее всего он занимается духовными делами, хотя начал свою карьеру с архидьякона и теперь — епископ Бургоса, побывав епископом Бадахо, Кордовы, Пласенсии и даже Россано в Италии.

…Бартоломе вдруг услыхал пенье петуха: «Уже утро, а я так и не спал!» Он умылся во дворе и почистил платье. Хозяйка венты, похожая на старую колдунью, подала ему снова ту же еду. Он выпил только чистой воды и съел кусок лепешки.

И снова в путь. Уже остались позади развалины цирка, поразившие Бартоломе толщиной своих стен. А величина самого цирка такова, что кажется, в нем может поместиться все население Эстремадуры!

К полудню Бартоломе миновал городок Касерес. Равнины сменились холмами. Наскоро подкрепившись в придорожной венте, Бартоломе поехал дальше. Ему хотелось к ночи быть в Пласенсии.

В холодном свете луны показались вдали Пласенсия, раскинувшаяся на холме, у подножия которого протекала прозрачная Герта. От северных ветров город защищен снежными отрогами Сьерры-Бехар и Сьерры-де-Гредос. Пласенсия, так же как и Авила, обнесена толстыми крепостными стенами. Но Пласенсия не казалась такой мрачной, как Авила, и по праву считалась одним из красивейших городов Испании.

Резиденция короля Фернандо находилась в величественном старинном дворце, построенном более четырехсот лет назад Альфонсо VI, королем Кастилии и Леона.

Оставив усталого коня у привратника, Бартоломе направился во дворец. Там он вручил одно из своих рекомендательных писем офицеру королевской стражи. Ему недолго пришлось ждать. К великому удивлению Бартоломе, король выразил желание принять его сейчас же, ночью. Старого и больного Фернандо мучает бессонница, объяснил по дороге словоохотливый офицер, и его высочество рад делам, отвлекавшим его от мрачных мыслей.

Паж ввел Бартоломе к королю. Огромное королевское ложе занимало чуть ли не половину спальни. Освещалась она мерцающим огоньком светильника, вставленного в чашу из венецианского стекла, которая спускалась с потолка на золотых цепях.

В спальне было жарко и душно. В углу курились ароматные смолы. Около ложа стояли два серебряных брасеро. Раскаленные угли бросали красноватые блики на темное парчовое покрывало.

Бартоломе почтительно остановился у дверей. Король приказал принести свечей и пригласил Бартоломе подойти поближе. Бартоломе подошел к ложу короля и преклонил колено.

— Встаньте, лисенсиат. Кардинал просит принять вас. С чем вы пришли ко мне?

— Ваше высочество! Я пришел умолять вас оказать помощь Индии. Положение в колониях требует этого. Правители Индии, ваши наместники, все колонисты ведут себя по-прежнему как завоеватели, а порабощение индейцев называют «умиротворением». Страна разрушается, индейцы гибнут…

— А что же Диего Колон, контролер Пасамонте? — спросил король.

— Вы ведь знаете, ваше высочество, Диего Колона: он — достойный и честный человек, но мягкосердечен и слабого характера. А дон Пасамонте занимается в Индии только выколачиванием денег и меньше всего думает о сохранении богатств страны.

— Хорошо, Лас-Касас, я приму вас еще для более подробного доклада. Мне придется скоро направиться на юг, в Севилью. Как-нибудь после рождества вы навестите меня еще раз… — и король устало откинулся на подушки.

Бартоломе оставил королю письма кардинала в Совет по делам Индий и удалился. Но случилось так, что больной король, не читая этих писем, через несколько дней отдал их секретарю Совета по делам Индий — Лопе де Кончельосу, человеку ловкому и умеющему лавировать среди подводных камней придворных интриг. Говорили, что для президента Фонсеки, высокомерного и мрачного по натуре, такой секретарь, как Кончельос, был незаменимым.

— Не тревожьтесь, сеньор, — успокаивал он Бартоломе, когда тот просил его ускорить рассмотрение дел, — ручаюсь вам, что нет оснований для беспокойства! Не пройдет и нескольких дней, как его преосвященство дон де Фонсека вернется из Бургоса, где он председательствует на сессии кортесов вместо больного короля… Тогда мы займемся вашим делом. Оно в верных руках!

Но шли дни… Сессия кончилась, и Фонсека прибыл в Пласенсию. Король болел и собирался к переезду на юг. Письма лежали без движения у Кончельоса.

Наконец, после Нового года, не в силах более ждать, Бартоломе обратился к духовнику короля:

— Ваше преосвященство, помогите мне! Если испанцы в Индии когда-либо плакали от горя, то индейцы плачут кровавыми слезами отчаяния!

— Я знаю о положении дел в Индии от брата по ордену Педро Кордова, — ответил капеллан. — Я понимаю ваше нетерпение. Но король сейчас занят мыслями только о своей болезни. Смерть сторожит его у порога… И все равно дела Индии будет решать епископ Фонсека. Вам не миновать его. Попытайтесь попасть к нему, а я поговорю с его высочеством. И не удивляйтесь, лисенсиат, способу ведения дел при королевском дворе. Медлительность испанских министров приведет когда-нибудь к крушению мира!

И снова Бартоломе пошел к Кончельосу:

— Я прошу вас, сеньор, доложите епископу Фонсеке, что я хочу его видеть.

Кончельос заметно смутился. Он знал, что епископ совсем не расположен принимать каких-то приезжих колонистов из Индии.