Бернард Корнуэлл - Азенкур

Потрепав коню шею, он вновь пришпорил Резвого. Теперь лучники приближались к лесу с обратной стороны. Хук видел, что сэр Джон остался на том же пригорке, откуда заметили француза: чтобы не спугнуть врага и не выгнать его из укрытия. Однако француз то ли почуял опасность, то ли уже увидел что хотел. Внезапно он развернулся и дал шпоры коню, направляясь на север, к реке.

– Нелегкая его побери, – ругнулся Хук.

Сэр Джон, заметив отъезжающего француза, немедля пришпорил коня и поскакал вперед вместе с латниками, однако французский конь шел явно резвее утомленных английских лошадей.

– Точно не догонят, – заметил Скойл.

Хук, не ответив, развернул Резвого и дал шпоры. Француз скакал по тропе, уходившей вправо: если выйти наперерез, можно его перехватить. Хук знал, что нагнать всадника ему не удастся, зато оставался шанс приблизиться на лучный выстрел. Француз, обернувшись в седле, увидел Хука с лучниками и погнал коня вперед. Хук тоже пришпорил Резвого, копыта быстрее застучали по жесткой земле. Увидев, что всадник вот-вот скроется за деревьями, Хук натянул поводья, выдернул ноги из стремян и соскочил на землю. Оступившись, он упал на одно колено, но тут же вскинул лук и натянул тетиву.

– Слишком далеко! – крикнул Скойл, натягивая поводья. – Побереги стрелу!

– Далеко, не достанешь, – согласился Майкл.

Хук, сжимая в руке тяжелый лук, не думал о цели. Глядя на далекого всадника, он лишь знал, куда должна вонзиться стрела. Он натянул тетиву до конца и отпустил, струна ударила по незащищенному левому запястью, и стрела, на мгновение дрогнув в воздухе, устремилась к цели.

– Не долетит шагов на двадцать, – заметил Том Скарлет.

Стрела прочертила в воздухе дугу, белое оперение, мелькнув, сделалось едва различимой точкой в осеннем небе. Далекий всадник гнал лошадь галопом, не подозревая, что стрела с широким наконечником уже начала стремительно снижаться. Француз обернулся на преследователей – и в этот миг широкоглавая стрела ударила коню в брюхо, распоров тело до крови и мяса. Конь резко дернулся от внезапной боли, всадник потерял равновесие и свалился с седла.

– Господи Исусе! – только и вымолвил изумленный Майкл.

– Вперед!

Хук, подобрав поводья, вскочил в седло и пришпорил Резвого, не сразу найдя стремена, так что побоялся и сам слететь на землю. Успев вдеть правую ногу в стремя, он увидел, что француз снова влезает на лошадь. Стрела Хука не убила ее, лишь ранила, однако животное истекало кровью: наконечники с широкими зубцами на то и делались, чтобы глубоко взрезать плоть, и чем скорее француз гнал лошадь, тем больше крови она теряла.

Всадник уже приближался к спасительной роще, где можно скрыться среди деревьев. Хук, выскочив на дорогу под теми же деревьями, увидел француза в сотне шагов впереди. Конь его двигался из последних сил, оставляя на земле кровавый след. Заметив преследователей, француз соскользнул с седла и кинулся бежать в лес.

– Non! [28] Нет! (фр.) – крикнул Хук, остановив Резвого.

Хук, уже наложив на лук следующую стрелу, держал всадника на прицеле, и при виде стрелы, готовой сорваться с натянутого лука, француз обреченно кивнул. Он был при мече, но без доспехов. Хук, приблизившись, разглядел дорогую одежду: тонкое сукно, плотный лен, – дорогие сапоги. Всадник – лет тридцати, широколицый, с аккуратно подстриженной бородкой – не отводил от стрелы светлых зеленых глаз.

– Стой, где стоишь, – велел ему Хук.

Неизвестно, понимал ли француз по-английски, но натянутый лук и стрела с тонким жалом говорили сами за себя, и француз остался на месте, рядом с умирающим конем. Конь жалобно заржал, его передние ноги подломились, и он упал на тропу. Всадник, присев рядом, потрепал рукой его морду и что-то тихо проговорил.

– Ты чуть было его не упустил, Хук! – крикнул, подъезжая, командующий.

– Так и есть, сэр Джон.

– Ну так посмотрим же, что известно этому выродку. – Сэр Джон соскочил с седла и кивнул на французского коня. – Кто-нибудь, поимейте жалость, прикончите животное!

Ударом алебарды в лоб с конем было покончено, и сэр Джон принялся беседовать с пленником. На изысканную любезность командующего француз отвечал пространными репликами, приводившими сэра Джона в явное смятение.

– Коня для мессира Жюля! – обернулся командующий к лучникам. – Мы едем к королю.

Мессира Жюля проводили к Генриху, армия остановилась.

Авангарду оставалось лишь пять миль до переправы у Бланштака, путь от которой до Кале займет всего три дня. И когда через восемь дней после выхода из Гарфлёра армия вступит в Кале, Генрих сможет похвастаться если не победой, то хотя бы посрамлением французов. Теперь все зависело от переправы через широкий приливный брод у Бланштака.

А его уже стерегли французы.

Шарль д’Альбре, коннетабль Франции, стоял на северном берегу Соммы, и пленник сэра Джона – приближенный коннетабля – рассказал, что брод заставлен заостренными шестами и на другом берегу англичан ждет войско в шесть тысяч человек.

– Переправляться бесполезно, – мрачно бросил сэр Джон тем вечером. – Выродки поспели раньше.

«Выродки» перегородили подступы к реке, и с наступлением ночи на дальнем берегу Соммы зажглись походные костры французов, охраняющих Бланштакский брод.

– Реку можно перейти лишь при отливе, – объяснил сэр Джон. – И даже тогда мы можем идти только по два десятка в ряд. А двадцать латников против шести тысяч не выстоят.

Все надолго примолкли, и лишь отец Кристофер осмелился задать вопрос, на который не отваживался никто другой из опасения услышать ответ:

– Так что же нам делать, сэр Джон?

– Искать другой брод, что еще.

– Где, во имя всего святого?

– Дальше от моря.

– Двигаться к пупку… – пробормотал отец Кристофер.

– Что? – Командующий воззрился на священника как на помешанного.

– Ничего, сэр Джон, ничего! – помотал головой отец Кристофер.

Английской армии, у которой осталось еды на три дня, предстояло идти вглубь Франции в поисках переправы. Если брод не найдется – гибель неизбежна. Если найдется, то гибель все равно где-то рядом: поход затянется, за это время французы очнутся от спячки и выйдут встретить врага. Проскочить вдоль берега не удалось, теперь Генриху с остатками армии придется уходить вглубь страны.

На следующее утро, под серым пасмурным небом, войско двинулось к востоку.

Надежда, прежде поддерживавшая армию, постепенно сменялась отчаянием. Болезнь вновь давала о себе знать, всадники то и дело спрыгивали с коней, отбегали к краю дороги и скидывали штаны. Замыкающим отрядам приходилось ехать сквозь густую вонь. Над колонной висело угрюмое молчание. С океана то и дело налетал дождь, вымачивая солдат до нитки.