Эптон Синклер - Агент президента

В обязанности агента президента входила беседа с Шушнигом, образованным иезуитами доктором права, захватившим судьбу этой несчастной страны. Ланни хотел, чтобы это произошло естественно без испрашивания аудиенции. Он посещал один за другим великолепные приемы и позволил распространиться слухам, что он недавно разговаривал с Гитлером. И вскоре члены правительства искали встречи с ним. И когда его представили канцлеру на концерте, то этот озабоченный джентльмен увёл Ланни в библиотеку. Его Превосходительство был высоким блондином, интеллектуалом около сорока лет с серо-голубыми глазами, небольшими светло-каштановыми усами и в черепаховых очках. Когда он улыбался, то показывал ровные белые зубы и производил впечатление симпатичного профессора колледжа, молодого Вудро Вильсона.

Он сразу начал задавать вопросы. Что же самый опасный и необъяснимый немецкий фюрер действительно хочет? Ланни ответил, что он действительно не знает, и не думает, что сам Ади это знает. Ади был человеком импульсов и интуиций. При этих словах канцлер доктор, казалось, съёжился. Он был очень испуган и не предпринял никаких попыток скрыть или замаскировать свои чувства. Ланни понял, что тот не был человеком большой силы. Он, как говорится, управлял "железной рукой", но это давалось ему довольно легко. Полиция и военные делали грязную работу, а глава правительства может улыбаться или читать молитвы, чему он отдает предпочтение. Это была знакомая форма правления. Старый австрийский деспотизм смягчался Schlamperei , то есть, небрежностью, неэффективностью.

Это любезное Его Превосходительство говорило так, как будто хотело переложить своё слишком тяжелое бремя на собеседника. Австрия, настаивал он, была создан диктатом союзников, которые выиграли мировую войну, а теперь отказываются от ответственности, которую повлекла их победа. — "Что будут делать Франция и Великобритания, герр Бэдд?" И герр Бэдд должен был признать на свой страх, что они не собираются делать очень много.

— Почему несколько лет назад Франция угрожала войной только потому, что немцы говорили о таможенном союзе с нами!

"Я знаю это", — сказал Ланни. — "Но с тех пор утекло много воды. Гитлер построил армию, а генерал Геринг много самолетов".

"Ach, du Lieber Gott!'' — воскликнул благочестивый католик. — "А что вы в Америке ждали? Вы пришли сюда и разбили нас. Это ваши войска, высадившиеся в Салониках, заставили капитулировать Болгарию, и это было началом конца".

"Вы можете быть уверены, что пройдёт долгое время, прежде чем мы сделаем что-либо подобное снова", — успокоительно заявил Ланни. — "Мы думали, что мы освободили народы Европы, и надеялись, что они будут управлять собой сами".

"У нас", — ответил канцлер, — "под свободой понимается марксизм, а в настоящее время он стал большевизмом, и нет больше свободы ни для кого, кроме комиссаров. Америка должна послать нам мудрого человека, который сможет решить эту проблему для нас".

Ланни было жаль, но не мог претендовать на роль этого человек. Даже в этом случае, Его Превосходительство хотел поговорить с ним более подробно, чем это было возможно на концерте. Сможет ли он прийти на Баллплатц завтра? И собеседник ответил, что был бы очень рад. Он пришёл и выслушал горячий призыв защиты Австрии со стороны Америки, Англии и Франции. По-видимому, канцлеру доложили, что у Ланни было много богатых и влиятельных друзей в каждой из этих стран. Он хотел, чтобы Ланни понял, что однопартийная диктатура, под которой находится его страна в настоящее время, является самой доброжелательной, христианской, действующей на благо страны и имеющая поддержку всех значимых элементов общественности.

Сказав это, диктатор начал спрашивать своего американского гостя, почему Гитлеру и Муссолини удалось привлечь на свою сторону такую большую часть рабочих. Ланни знал, что Шушниг имел в виду сорок процентов голосов марксистов, которые были настроены против его режима. Ланни отважился: "Если вы не против моей откровенности, это случилось, наверное, потому что фюрер и дуче выдвинули социальную программу?"

— "Aber! У меня тоже есть социальная программа, герр Бэдд, лучшая в мире. Я следую программе Папы Пия XI, изложенной в его энциклике Quadragesimo Anno , которая не противопоставляет богатых бедным, а стремится равной справедливости и братству между ними".

"К сожалению", — ответил гость, — "сейчас нерелигиозный век, а программа, чтобы завоевать популярность, должна быть более грубой и более кричащей". Его Превосходительство объяснил, что у австрийского народа уже давно было желание объединиться с немецким народом в дружбе и на равных условиях. Но его нельзя заставлять делать это силой и управлять им такими хулиганами и помойными крысами, которых нацисты нашли здесь, в Вене. С этим народ будет бороться bis zum Tode, насмерть. Народ никогда не подчинится, niemals, niemals. Канцлер повторял это слово десятки раз в течение своей речи, и Ланни хотелось бы знать, кого он пытался убедить, своего гостя или себя? Конечно, он не мог рассчитывать убедить Гитлера на таком большом расстоянии!

Послом фюрера в Вене был Франц фон Папен, известный как "джентльмен-жокей". Человек, который своей жизнью демонстрировал формулу Гамлета, что можно жить с улыбкой, и с улыбкой быть злодеем. В первой половине мировой войны этот прусский аристократ был атташе немецкой дипломатической миссии в Вашингтоне, в его функции входила вербовка и оплата диверсантов для взрывов оружейных заводов и заводов боеприпасов. Практичный, но не всегда к месту, он сохранил корешки своих чековых книжек, чтобы доказать, что он честно израсходовал деньги. На обратном пути в Германию британцы захватили его и его бумаги, и отправили захваченные бумаги американскому правительству. Так что теперь Фрацхен не может посещать многих своих друзей в Вашингтоне и Нью-Йорке. Там против него большое жюри вынесло обвинительный акт.

Ланни встречался с ним сначала на приеме в доме генерала графа Штубендорфа в Берлине. Потом у Геббельсов и в других местах. Тонкий, бледный, седоватый блондин со светлыми седыми усами, учтивый и элегантный, с длинным "конским лицом" глубокими морщинами, но всегда улыбающийся, он расскажет все, что, по его мнению, хочет услышать собеседник. Он должен иметь энциклопедическую память, чтобы помнить, что он говорил каждому из них в течение года. Раз в своей жизни он пытался говорить правду, и чуть было не заплатил за это своей жизнью. Через год или более после того, как фюрер взял власть, супер-дипломат решил, что режим кончился, и он выступил с речью, призывая к свободе прессы. В результате, он подвергся нападению в своем кабинете во время Ночи длинных ножей и ему выбили несколько зубов.