Эптон Синклер - Агент президента

А на следующий день фельдмаршал Геринг обратился к лидерам Arbeitsfront , нацистских трудовых батальонов. В гостинице, в которой они остановились, он выразил Ланни Бэдду такое же желание проявлять осторожность и законность, как и в Каринхаллее, но под влиянием толпы и ярких огней, он потерял голову, бесновался и орал в течение полутора часов. Он рассказал им, сколько накопил припасов для войны, как мобилизовал рабочую силу для завершения Западного вала. Им, возможно, придется работать по десять часов в день во славу рейха. "Наша военная промышленность работает с огромным напряжением в каждой отрасли". Говоря о своих Чешских соседях, он сказал: "Это жалкая раса пигмеев без культуры, никто не знает, откуда она взялась, угнетает культурный народ. И за этим стоит Москва и вечная маска еврейского дьявола". У Ланни не было возможности спросить Der Dicke об этом внезапном изменении его настроения. Когда он спросил в гостинице о нём, то узнал, что старомодный барон разбойник переоценил свои силы и был отправлен для излечения от бронхита и воспаления ног.

Но у секретного агента были возможности говорить с другими лидерами и слушать их разговоры между собой. Он убедился, что все они как один собирались забрать не только судетские районы, но и всю Чехословацкую Республику. Он слышал, как министр иностранных дел фон Риббентроп сделал заявление по этому вопросу, которое показалось ему настолько важным, что у него был соблазн понестись стрелой к французской границе и отправить без задержки отчет в Вашингтон и в Плёс . Но такое действие могло возбудить подозрение, было бы немыслимо для Гесса, не говоря уже о самом фюрере. Разве кто-нибудь может покинуть Нюрнберг непосредственно перед заключительной речью фюрера, которого ждала вся Европа, как зов трубы архангела Гавриила.

Так Ланни остался и слышал речь, произнесённую перед наибольшим количеством людей, когда-либо собранных в одном месте. Как считалось, их там было более миллиона человек, но были утверждения, что их было значительно больше. На фоне толпы на поле Цеппелин фюрер немцев должен был выглядеть крошечной фигурой, но с помощью магии современной электроакустики его голос звучал, как гром в горах. Волны эфира разнесли его голос по всей земле, и на самом деле мало осталось мест, где цивилизованные люди их не услышали. В конце каждых двух или трех предложений слушатели могли услышать дикий звериный рев этого могучего скопления: "Sieg heil! Sieg heil! Sieg heil!"

Как обычно, когда у Ади возникал серьёзный повод, он говорил очень долго. Как всегда, он перечислял обиды немецкого народа. Как всегда, он осуждал большевиков и евреев. Как всегда, он поносил всех своих врагов и угрожал им. Он хотел устрашить Европу и особенно государственных деятелей Чехословакии и ее союзников, Англию и Францию. Про судетских немцев он сказал: "Эти немцы, тоже являются творениями Бога. Всемогущий создал их не для того, чтобы подчинить их государственному образованию, сделанному в Версале, и внешней силе, которая ненавистна им…. Их угнетают бесчеловечным и невыносимым образом… жестоко бьют… терроризируют или жестоко обращаются… преследуют, как диких зверей, за каждое выражение своей национальной жизни". Граф Чиано, если бы он услышал это, должен был опять всплеснуть руками.

Ади продолжал говорить миру, что он делает, чтобы защитить этих немцев. Строит вдоль Рейна "самые гигантские укрепления, которые когда-либо существовали". Он продолжил: "На строительстве этих укреплений сейчас работают 278 тысяч рабочих армии доктора Тодта. Кроме того, там есть, ещё 84 тысячи рабочих и 100 тысяч человек службы труда, а также многочисленные саперные и армейские части…. Эти самые гигантские усилия всех времен были сделаны по моей просьбе в интересах мира…. немцы Чехословакии не покинуты и не оставлены без защиты…. У нас есть обязанность никогда не склоняться перед внешним нажимом. Это наше обещание, да поможет нам Бог!"

Ланни хотел было уехать сразу после этой встречи и пробыть всю ночь за рулём до границы. Но даже это могло быть опасно. Он должен был сидеть в течение нескольких часов и обсуждать выступление вождя с толпой его возбужденных приспешников. Пить пиво с ними, извиняться за отсутствие способности много выпить и стремиться всеми способами оправдать их представление о себе, как о будущем гаулейтере североамериканского континента. Утром он должен был поблагодарить своего хозяина и просить его передать занятому фюреру комплименты гостя за великолепную и ясную речь. Ланни кратко объяснил, что у него неотложное дело по сделке на картины, и он скоро вернется в Мюнхен провести консультации с астрологом и посмотреть, что дальше говорят звезды о будущем национал-социалистического движения. Наконец, Ланни был свободен, как птица в полёте, или как автомобиль на одном из Autobahnen, построенным армией доктора Тодта. Прямо к границе в город Кель, где недавно фюрер рассматривал самые гигантские оборонительные сооружения, которые когда-либо существовали. Сына владельца Бэдд-Эрлинг Эйркрафт не пригласили просмотреть на них, но ни один турист, проезжающий мимо, не мог не видеть ведущиеся работы на близлежащих высотах, не слышать рокота машин и не обратить внимание на интенсивное движение через город. Сто шестьдесят восемь лет назад город был маленькой деревушкой, и в начале весны туда прибыла большая кавалькада, пройдя весь путь от Вены, чтобы привезти пятнадцатилетнюю принцессу Марию-Антуанетту, выходящую замуж за будущего короля Франции. Тогда там не было никакого моста, и несколько сотен тяжелых карет пришлось переправлять на паромах через реку Рейн к старому собору города Страсбург.

Еще раз секретный агент представился у шлагбаума моста. Его документы были в порядке, и он въехал на французскую землю. Он не отправился в Отель-де-ла-Виль-де-Пари, потому что боялся, что кто-то может вспомнить его пребывание там с Фредди Робином. Он устроился в Мэзон Руж, заперся в комнате, достал свою маленькую пишущую машинку и приступил к работе. Что мог сделать один человек, чтобы помочь Англии и Америке осознать опасность, грозившую им? Адольф Гитлер, руководствуясь своим собственным безумным daimon и подстрекаемый болезненным тщеславием Иоахима фон Риббентропа, не остановится, пока он не сотрёт все демократические институты с почвы Европы. Ланни Бэдд заявил в своём заключении: "У него есть определенная цель не оставить в любой точке мира никого, кто мог свободно критиковать его партию или его программу".