Екатерина Глаголева - Дьявол против кардинала [Роман]

Друзья недоумевали. Да, Мария де Гонзаг красива, умна, образованна, но она старше Анри на восемь лет! К тому же она такая гордячка. Бывшая невеста королевского брата никогда не согласится стать женой королевского фаворита, чья судьба зависит от каприза повелителя. А тут еще кардинал, словно издеваясь, постоянно вставляет ему палки в колеса…

Занятый своими мыслями, Анри не сразу осознал, что король уже некоторое время что-то говорит жалобным голосом:

— Он тиранит меня… Он всегда все знает; что ни скажешь — ему сейчас донесут. И всегда-то он прав! Начни только думать иначе, и он тотчас повернет дело так, что ты заговоришь его словами. Он везде и всюду, без него шагу нельзя ступить… В конце концов, это невыносимо!

Сколько раз Сен-Марс уже слышал такие слова! Но сегодня он внутренне затрепетал от надежды: вот, вот оно! Его час настал!

— Сир, вы здесь господин, кардинал — ваш слуга. Прогоните его!

— Тубо! — сразу прикрикнул на него Людовик, как на собаку. — Экий вы быстрый!

Король встал с кресла и повернулся спиной к Сен-Марсу, скрестив руки на груди. Ему было неприятно: не хотелось, чтобы его поймали на слове, потому что свое слово он привык держать.

— Не спешите! — снова заговорил он, не оборачиваясь. — Кардинал — величайший слуга Франции из всех, кого она когда-либо имела. Я не смогу без него обойтись. И знайте, что если он когда-нибудь выступит против вас, я даже не смогу оставить вас при себе…

Через день Людовик созвал Совет.

Пока члены Совета рассаживались за столом, Сен-Марс встал за стулом короля. Это место он назначил себе самочинно несколько месяцев назад, и Ришелье был неприятно удивлен, что король смолчал, не указав зарвавшемуся фавориту на дверь. Но сегодня к нему подошел капитан гвардейцев и громко сказал:

— Господин де Сен-Марс, главный королевский министр просит вас не беспокоиться о государственных делах, кои вас не касаются, а исполнять ваши обязанности распорядителя королевского гардероба и главного конюшего.

У Сен-Марса вспотели ладони, кровь прилила к щекам. Неужели ему грозит опала? Не может быть, чтобы кардинал отдал такой приказ без согласия короля?

Он не осмелился перечить и вышел, провожаемый насмешливыми взглядами.

В начале мая агенты Ришелье перехватили письмо от герцога де Лавалетта к Ла Форсу в Гиень. Опальный герцог побуждал старого маршала взбунтовать гугенотов, обещая поддержку графа де Суассона.

Затянувшееся пребывание графа в Седане, под крылом герцога Бульонского, уже давно тревожило Ришелье. Суассону было позволено находиться в Седане четыре года, и теперь этот срок истекал. Людовик приказал графу вернуться в Париж под угрозой ареста его доходов и обвинения в оскорблении величия.

Суассон прислал свое доверенное лицо — Александра де Кампьона с двумя письмами. Письмо к королю состояло сплошь из уверений в преданности, покорности и безгрешности; письмо же к кардиналу было выдержано в более строгом тоне. «Я совершенно уверен в своей невиновности в этом деле и во всех прочих, я ничего не боюсь. — писал Суассон. — Прошу передать мое дело на рассмотрение парижского Парламента, самого сурового из всех судов королевства».

Ришелье с раздражением бросил бумагу на стол.

— Что ж, — сказал он Кампьону, — если граф хочет погибнуть, то он на верном пути.

У кардинала были личные причины для неприязни к Суассону: тот собирался жениться на дочери Конде, отвергнув руку любимой племянницы Ришелье, герцогини д’Эгильон. Кампьон получил от Людовика приказ: Суассон должен явиться во Францию или выехать в Венецию. В тот же день Кампьон покинул Париж. Его путь лежал в Брюссель.

…С тех пор как дом герцогини де Шеврез вновь превратился в штаб заговорщиков, к ней вернулся молодой задор; отчаявшаяся женщина, страдающая от тоски и одиночества, осталась в прошлом. Кампьон невольно залюбовался ею: как сияют ее глаза, какая живость в движениях, вся она — сплошной порыв, сгусток страсти!

Она снова держала в своих руках все нити заговора, ведя переписку с Испанией, Англией, Карлом Лотарингским и Анри де Гизом, не говоря уже о Франции. Весть о том, что граф де Суассон может выступить против кардинала, взволновала ее и обрадовала.

— Если бы вы знали, как я ненавижу этого человека! — с чувством воскликнула она, стиснув в руке платок, словно это был сам Ришелье.

Кампьон подошел и опустился перед ней на одно колено.

— Вы необыкновенная, — прошептал он, восторженно глядя на нее.

Мари смутилась, что с нею редко случалось. Молодой красивый мужчина стоит перед ней на коленях… Когда это было в последний раз? Уже давно она не испытывала этого чувства, когда сердце бьется сильней, мурашки бегут по коже, и страшно, и весело, словно нужно перепрыгнуть через пропасть…

Когда на следующее утро к ней явился Монтегю, он нашел ее помолодевшей на десять лет — те самые десять лет, что разделяли ее с Кампьоном.

Копыта звонко стучали по мостовой: всадник преодолел крутой подъем вдоль высокой замшелой крепостной стены и выехал на площадь перед замком, остановившись у ворот с изображением саламандры и горностая. После недолгих переговоров с привратником его пропустили, и капитан гвардейцев пошел доложить о приезжем его высочеству.

После того как рождение племянника лишило его надежды на престол, Гастон решил окончательно поселиться в Блуа, сделав его своей резиденцией. Покои, из которых когда-то бежала его мать, он велел снести и выстроить на их месте новый, просторный дворец в современном стиле. Работы затянулись по обычной причине: не было денег. Пока приходилось жить в старом дворце, хранителе темных тайн и свидетеле не менее черных событий: слуги уверяли, что по ночам здесь бродят тени двух Гизов, герцога и кардинала, убитых полвека назад по приказу Генриха III.

Гастон как раз думал об этом (дело клонилось к вечеру), а потому даже вздрогнул, когда ему сообщили, что прибыл гонец от герцога де Гиза.

Гонец назвался шевалье де Воселем. Извинившись перед принцем, он снял куртку, оторвал подкладку и извлек оттуда письмо. Гастон пробежал его глазами.

Не далее как вчера он получил предупреждение от Ришелье о том, что его попытаются вовлечь в новый заговор против короля. Кардинал, как всегда, оказался прав: Гиз призывал его примкнуть к мятежу, для которого уже собираются войска. Восель ждал ответа.

— Арестовать его! — приказал Гастон.

Такого поворота гонец явно не ожидал. Несмотря на протесты и крики, два дюжих гвардейца скрутили его, отвели в угловую башню и, пригнув ему голову, впихнули в камеру с голым каменным полом и тощей охапкой соломы в углу. Дверь с лязгом закрылась; слышно было, как задвинули тяжелый засов.