Виктор Мануйлов - Жернова. 1918–1953. Большая чистка

Тот сидел за столом, писал ученической ручкой, макая перо в чернильницу-непроливашку, высунув изо рта кончик языка и время от времени облизывая им толстые губы.

— Чего тебе? — спросил он, не поднимая головы.

— Да вот, товарищ старший лейтенант, звоню-звоню, а все без толку: то занято, то еще что…

— А кто тебе сказал, что надо звонить?

— Так Каган же…

— Эка ты, — покрутил недовольно головой Розин. — Каган и должен это сказать, а ты должен понимать сказанное творчески. Вот я никуда не звоню. Зачем? И так все ясно: раз человека внесли в списки, значит каэр. Пиши все, что считаешь нужным, подписывай и — в Тройку. Если по каждому будем разбираться, то нам и пятилетки не хватит, чтобы очистить край от троцкистов.

— А что писать?

— На, глянь, — и Рогозин толкнул по столу к Атласу несколько папок с уже готовыми «делами». — Самое главное, не повторяйся, — говорил он, потряхивая уставшими от писанины пальцами. — Наметь руководителя подпольной группы, десяток рядовых членов и расписывай их подрывную деятельность в соответствии с местом и реальными возможностями, — поучал он Атласа. — Если, скажем, леспромхоз — вредительство по части заготовки леса. Если железная дорога — вредительство на железной дороге и шпионаж в пользу япошек. Это просто. Главное — иметь воображение. А звонить — это для кретинов. Ты же не кретин, — то ли спросил, то ли подтвердил отсутствие кретинизма у Атласа Розин, брезгливо опустив кончики губ. И приказал: — Иди работай, товарищ Атлас. К концу дня пятьдесят законченных дел по первой категории чтоб как штык на моем столе! Ясно?

— Так точно, товарищ старший лейтенант!

Увы, и после столь подробного инструктажа у Атласа не сразу получилось то, что так легко получалось у Розина-Жидкого. Да и к писанине он не был приучен, до этого все больше ногами работал да головой. А тут ни ноги не нужны, ни голова. То есть, голова-то нужна, но совсем не для дела, а для сочинительства.

Первые пять дел Вениамин Атлас мусолил до самого обеда. Его особенно смущало, что он не видел в глаза людей, которым должен своим сочинением вынести смертный приговор. А вдруг они ни в чем не виноваты? Ведь случалось же еще на Дону, что по бумаге человек вроде виновен, а копнешь поглубже на месте, обнаружишь, что ничего подобного нет и в помине. Разве что какие-нибудь мелкие упущения по службе. А у кого их нет?

Но к концу дня Вениамин Атлас увлекся, убедив себя в том, что дыму без огня не бывает, что просто так, от фонаря, эти списки не составлялись, что, действительно, фактор времени в данной ситуации решает все, потому что промедление смерти подобно, а только вчера вечером пришло сообщение, что группа террористов переправилась через Амур и вступила в бой с советскими пограничниками. Есть убитые и раненые с обеих сторон. Бой все еще продолжается. К месту боя брошены пограничные резервы. А еще — в Благовещенске отравлены колодцы. На Транссибе обнаружены подкопы под рельсами — готовилась диверсия. В территориальные воды СССР ежедневно вторгаются японские рыболовные суда и ведут настоящие сражения с пограничниками. Южнее Владивостока, на границе с Кореей, япошки тоже к чему-то готовятся, того и гляди устроят провокацию. И многое другое. Вывод: в такое тревожное время миндальничать преступно.

Но как Атлас ни старался, одолел он всего двадцать шесть «дел». Однако Розин не стал выговаривать ему за это. Пробежав глазами несколько страниц, он удовлетворенно покивал головой и даже похвалил:

— Что ж, очень даже недурно. — И пошутил: — Это первые пять лет трудно, а потом ничего — привыкаешь. Завтра, надеюсь, ты свою норму выполнишь… — И, кивнув на толстую пачку «дел», похвастался: — Бери пример со своего начальства: я сегодня осилил шестьдесят одно «дело». А тоже поначалу не получалось.

— Я постараюсь, — заверил Вениамин Атлас Розина, покидая его кабинет.

В гостиничном номере, под храп своих соседей, Вениамину Атласу вспоминалась жена, ее мягкое уютное тело, вспоминался сын, которому неделю назад исполнился год, дом на тихой улице, спускающейся к Дону. Иногда вспоминались отец и мать, братья и сестры, их жены и мужья, племянники и племянницы, живущие, правда, не в Ростове, а в Минводах, Пятигорске и других соседних городах, — и так Атласу в такие минуты хотелось домой, что хоть вой серым волком. Забываясь тревожным сном, он, однако, видел не жену и сына, а бесчисленное множество листов бумаги, на которых было что-то написано его, Атласа, рукой, и горы серых папок с «делами», которые росли и росли на его глазах, заполняя пространство, окружая, наваливаясь, не давая дышать.

Во сне он храпел и, как и все, вскрикивал и стонал.

Лев Мехлис — человек целеустремленный, деятельный и дотошный. Как только были определены сроки партконференции Дальневосточного края, он тут же потребовал автомобиль и отправился в войска, прихватив с собой начальника политотдела округа. В гарнизон ближайшей от Хабаровска воинской части приехали без предупреждения. Была суббота — день политзанятий с личным составом.

Высоких гостей встретил дежурный по полку.

— Товарищ военный комиссар первого ранга! — кричал, побагровев лицом и шеей, молоденький старший лейтенант с измятой и вылинявшей красной повязкой на рукаве, на которой едва виднелись полустертые от частого употребления белые буквы. — За время моего дежурства в полку никаких происшествий не случилось! Личный состав полка находится на политзанятиях! Доложил дежурный по полку старший лейтенант Корнилов!

Мехлис, с брезгливым выражением на сплющенном лице, двумя пальцами дернул за один из торчащих из-под мышки дежурного засаленных концов, потом за другой — повязка встрепенулась и съехала на локоть. Старший лейтенант Корнилов, кося глазами, лишь сильнее прижал руку к боку, не давая повязке упасть. Но Мехлис сдернул повязку и, показывая ее сопровождающим лицам, тоненько вскрикнул:

— Это что? Эта грязная тряпка есть повязка дежурного по полку Рабоче-крестьянской Красной армии? Я вас спрашиваю, товарищи политработники, это что? Эт-то как наз-зывается? Снять с должности дежурного по полку и отправить на гауптвахту! Пять суток строгой гауптвахты! Вызвать сюда командира полка! Где замполит полка? Я вас спраш-шиваю!

Товарищи политработники смотрели на Мехлиса с тем тупым выражением лиц, которое возникает у военных, когда оправдываться перед начальством и отвечать на вопросы не имеет смысла: себе дороже, а выполнить его приказ невозможно.

Не дождавшись ответа от товарищей политработников, Мехлис швырнул повязку под ноги и, не взглянув на дежурного, пошагал к низкой бревенчатой казарме, самой ближайшей из таких же казарм, выстроившихся в ряд вдоль просторного плаца. Дежурный поднял повязку, сунул в карман, кинулся было в штаб полка, где, кроме часового возле знамени, никого не было, но передумал и побежал догонять начальство: снять-то его можно, да заменить неким, потому что завтра выходной, и все полковые и батальонные командиры во главе с командиром полка сразу же после обеда отправились на один из притоков Амура ловить идущую на нерест горбушу. Горбуша была очень существенным подспорьем для пропитания как самих командиров, так и их семей. Кое-что перепадало и рядовому составу.