Сяошэн Лян - Исповедь бывшего хунвэйбина

То, что нужно было разгромить из четырех старых, [19] Четыре старых — старая культура, старые обычаи, старые привычки, старые верования. раньше нас развенчали другие революционные массы.

Художественная резьба, сделанная на некоторых строениях в иностранном стиле, полностью срублена.

Все ламаистские священники и монашки в нескольких монастырях были избиты.

Книжные магазины «Синьхуа», библиотеки, читальные залы были конфискованы, все принадлежащие им книги сожжены.

Компания Чурина была переименована в магазин «Красная охрана». Кинотеатр «Азия» переименовали в кинотеатр «Защитим Восток». «Пестрый рынок» стал называться «Народные торговые ряды». Персиковый переулок, на котором до освобождения были сосредоточены публичные дома, переименован в «Веселый переулок» и по-прежнему вызывал в памяти бывших посетителей публичных домов их развлечения и наслаждения, а потом, во время второй волны революции, его снова переименовали в «Переулок бурь», что несло намек на предостережение.

Иностранные улицы, с первой по двенадцатую, стали называться революционными под теми же номерами. Воплощалась великая идея председателя Мао, выражавшаяся в словах: «Не надо полагать, что после осуществления первой, второй или третьей революции, революция на этом успешно закончится».

Даже в обществе ничего не осталось из «старины» такого, что можно было бы разрушить. У всех наступило разочарование.

Неожиданно мне пришло в голову, что вблизи нашего дома есть несколько маленьких улиц с аналогичными названиями: «Гуаньжэньцзе», «Гуаницзе», «Гуанлицзе», «Гуанчжицзе», «Гуансиньцзе». Иероглифы «Жэнь», «И», «Ли» «Чжи», «Синь», входившие в их состав, являлись названиями пяти крупных служилых сословии, определенных феодальным законом будды «Пять великих», которые прославлялись Конфуцием. Иероглиф «Гуан», имеющий значение «светлый», определенно возвеличивал смысл этих иероглифов. Так неужели не пора учинить им погром?

Все сказали: очень даже пора!

И тогда мы получили импульс, принесли кисти, бумагу, тушь, ведро клейстера и под моим водительством двинулись вперед.

Утром, проходя по этим улицам, я видел, что они еще не тронуты. Однако как потом стало известно, ближе к полудню, опередив нас, их разгромили. На улицах мы увидели таблички из черной, бумаги с надписями красными иероглифами: «Гуанминцзе» (Светлая), «Гуанхуэйцзе» (Блистательная), «Гуанманцзе» (Острая), «Гуаняоцзе» (Ослепительная), «Гуанхуацзе» (Китайская).

Люди были удручены, настроение сразу как-то увяло, снова возвратились в школу ни с чем.

Один исключительно смекалистый учащийся нашей школы, не подозревая как далеко шагнуло его мышление, придумал красно-зеленый светофор.

Он говорил: «Красный цвет похож на истинную революцию, тогда что означает зеленый цвет? Естественно, настоящую контрреволюцию. Все транспортные средства на красный свет останавливаются, так неужели это не означает остановку революции, невозобновление движения вперед? Зеленый свет, наоборот, разрешает проезд, так неужели надо подчиняться контрреволюционному сигналу? Следует исправить: зеленый свет пусть делает остановку, а красный — проезд. Правильно?».

Люди смущено переглянулись, подумали. Ведь есть резон. Тогда снова появился порыв. Принесли бумагу, кисти, тушь, клейстер и отправились менять красный и зеленый свет. Но под первым же красно-зеленым светофором были задержаны автоинспектором и обвинены в умышленном создании аварийной обстановки. Ага, не разрешает нам делать революцию?! Естественно, надо открыть революционную полемику. Тогда в это дело будут вовлечены революционные массы. Нашлись наши сторонники, но часть поддерживала автоинспектора. Мы окружили его, незаконно отвлекая от регулирования движения. В результате пассажирский автобус и грузовик столкнулись. К счастью, благодаря мгновенной реакции шоферов обе машины отделались легкими повреждениями. Разве что испугались пассажиры. Они привыкли жить по-старому и, когда пришла революция, неизбежно всего путались. Из автоинспекции приехала легковая машина. Из нее вышел человек, по виду кадровый работник, вежливо сообщил нам указания премьера Чжоу Эньлая примерно следующего содержания: надо ли ликвидировать красно-зеленые светофоры? Я считаю, не следует. Они основаны на науке. В ночное время красный и зеленый цвета легче различить. Мысли маленьких генералов революционные, но надо уважать науку. Красно-зеленые светофоры нельзя уничтожать, и тем более железнодорожные.

Оказывается даже красно-зеленые светофоры люди придумали раньше нас!

Раз уж это было сказано уважаемым премьером Чжоу, мы подчинились. Теперь нам ничего не оставалось, как повернуть назад, каждый чувствовал неудовлетворение и гнев. В сущности мы хотели делать революцию, но оказались осмеянными и почувствовали скуку. Еще хорошо, что слова премьера Чжоу сохранили репутацию революционных маленьких генералов.

По дороге разговорились. Все полагали, это больше не осталось объектов, на которые можно направить революцию, не осталось «четырех старых», которые надо было громить. И, пожалуй, «Великую культурную революцию» можно завершать. Потом заговорили об учебе, повышении образования, поисках работы, на тему определения пути в жизни. Все считали, что для того, чтобы устроиться в этой жизни, естественно, потребуется одно условие: активное участие в «Великой пролетарской культурной революции», при этом твердо стоять на стороне ЦК партии и председателя Мао, вести беспощадную борьбу со всеми антипартийными и антисоциалистическими элементами, со старой идеологией, старыми силами.

Когда я возвратился домой, мать с выражением страха на лице сказала мне, что старший брат, воспользовавшись ее невнимательностью, ушел из дома и уже больше трех часов, не появляется.

Я без лишних слов развернулся и пошел на поиски. Такой большой город!

Где искать? Наугад долго бродил по разным улицам и возвратился ни с чем. А брат в это время уже был дома. Я спросил, куда он ходил, но он загадочно улыбнулся. Мать, обернувшись ко мне, только бросила красноречивый взгляд и я больше ничего не стал спрашивать.

В десять часов погасили свет и все стали укладываться спать. Вдруг снаружи в окно ударил сильный луч света, со двора донеслись звуки гудка. Оказалось во двор зашла легковая машина. Вслед послышался голос дяди Лу и слабый стук в окно:

— Тетя Лян, тетя Лян, спите? Быстрее выйди сюда... — Мать в страхе и растерянности села на кан, быстро оделась и вышла. Я тоже накинул на себя одежду и последовал за ней.

Во дворе стояли три незнакомца, среди них — седой пожилой человек. Дядя Лу представил матери: