Сяошэн Лян - Исповедь бывшего хунвэйбина

Второй случай. Одна группа подорвала две какие-то огромные цистерны, кажется, на электростанции. Горячая вода как горный поток хлынула из них, прошла по палаткам, в которых временно жили рабочие, и всех их потопила в горячем океане...

Или такое выдающееся событие. Группа удальцов, завладев оружием отряда «военного контроля», организовала «красный партизанский отряд», ушла в горы, создала революционную базу, чтобы развернуть с нее партизанскую войну...

Я тогда думал, что Бао Хунвэй кормит меня слухами, хвастается своей осведомленностью и, слушая его, не очень-то верил. Те листовки и газеты подтверждали сказанное им. Через несколько лет мой отец подтвердил, что все те события действительно имели место. Телеграмма, как оказалось, была отправлена не отцом. Он не получал от меня никакой телеграммы. Вместо него ответ дал его хороший друг по работе, имея благие намерения.

Когда я прочитал листовки и газеты, я пришел в смятение. Если бы паче чаяния я поехал в Лэшань, я все равно не встретился бы с отцом, меня могла постигнуть трагическая судьба.

Вечером она снова пришла повидаться со мной.

— Читал газеты и листовки?

— Читал.

— Ну, все еще хочется поехать в Лэшань?

— Пожалуй, не поеду.

— Это правильно. Ты обязательно должен слушаться отца, завтра же возвращайся в Харбин!

— У меня нет ни копейки денег... — со злостью сказал я.

— Я догадывалась об этом. Хотя мне, как дочери «каппутиста» по окончании учебы не дали работу, а направили в училище проходить идеологическое перевоспитание, получить наглядные уроки, дающие эффект, мне все же дают на пропитание по 15 юаней в месяц... — она выхватила из кармана 10 юаней и подала мне, — возьми, не стесняйся. Не обижайся, что мало. Я могу дать тебе только 10 юаней. Тысяча километров — путь далекий, ты всегда должен иметь при себе хоть какие-то деньги!

— Нет, ты же получаешь всего 15 юаней в месяц, нет... я уверял ее, что не соглашусь взять нисколько…

Она насильно втолкнула деньги мне в карман. Потом встала, со строгим видом внушала:

— Ты только не обманывай меня, не вздумай, не побывав в Харбине, уехать куда-нибудь в другое место!

— Клянусь, что ни в коем случае не обману тебя! Завтра прямо с утра я уеду в Харбин! — пообещал я.

Она радостно засмеялась.

— Тогда дай мне твою телеграмму. Когда ты уедешь, я отравлю ее твоему отцу, пусть он успокоится.

Я отдал ей телеграмму.

Она аккуратно спрятала ее за пазуху, внимательно посмотрела на меня.

— Завтра я провожу тебя. Они не разрешают мне самовольно выходить за пределы училища. Я буду подметать около ворот и смогу проводить тебя глазами... — казалось она хотела еще что-то сказать, но немного помолчав, так ничего и не сказала.

Она дружески и в то же время с оттенком печали слегка улыбнулась мне и быстро ушла. Похоже, раньше она была человеком веселого нрава, любила посмеяться. Мне же, к сожалению, не довелось видеть ее смеющейся. Насколько стремительно она появлялась, настолько же быстро и уходила...

В душе у меня родилось чувство глубокого обожания к ней. Я всегда больше всего досадовал, что у меня не было старшей сестры. Я с детства завидовал тем детям, у которых были старшие сестры. У некоторых из них было даже но нескольку старших сестер. Какая прекрасная судьба дарована им! Ко мне судьба была несправедлива. Самая старшая сестра... Вторая старшая сестра... Третья старшая сестра... Моя самая старшая сестра... Моя вторая старшая сестра... Моя третья старшая сестра...

Как приятно произносить эти слова, говорить на эту тему с другими, чувствовать наисчастливейшим себя человеком.

Я на самом деле мечтал о том, чтобы она могла стать моей старшей сестрой, несмотря на то, что была дочерью «каппутиста»! Я этому не придавал значения.

Так думая, я про себя сказал ей, уже оставившей меня одного: «Добрая моя старшая сестра, через сколько месяцев, через сколько лет доведется нам снова встретиться?»

Утром следующего дня я покидал стены метеорологического училища города Чэнду. У ворот училища я и вправду увидел ее. На плече висела нейлоновая сетка, она делала вид, что усердно подметает, я сердцем понял, что она поджидает меня.

Я быстро подошел к ней, сказал:

— Старшая сестра... я всегда буду помнить, что в Чэнду у меня есть старшая сестра... — мои глаза замутились.

— Я тоже буду помнить тебя, харбинского младшего брата... Она сняла с плеча сетку и повесила на мое плечо. В сетке было два больших бумажных свертка.

— Это тебе питание на дорогу... — она приподняла голову ко мне. Не в силах сдвинуться с места я по-прежнему стоял перед нею.

— Ну, иди... — тихо сказала она и принялась работать метлой. Я боялся, что не сдержусь и заплачу, круто повернулся и пошел.

Отошел довольно далеко, и тут мои ноги невольно стали замедлять ход, наконец, остановились, не в силах двигаться вперед, голова нерешительно обернулась назад.

Она стояла в воротах Метеорологического училища, опершись обеими руками на метлу. Ворота училища были как бы рамкой художественного портрета, а очертания ее туловища — инкрустированным в нее портретом богини.

«Богиня» долго смотрела мне вслед.

Обернувшись, я помахал ей рукой.

Она ответила тем же.

Моя рука была поднята высоко-высоко.

Ее рука поднималась лишь до уровня груди.

Двадцать лет пролетело, как один день. История — что дым. Прошлое — что сон. Каждый раз, когда приходилось с кем-либо говорить о Чэнду или слушать разговоры других о нем, я всегда вспоминал ее...

В то время я был настолько непрактичным, что даже не спросил ее имени.

У меня не было старшей сестры, поэтому это была тем более одной из самых досадных ошибок в моей жизни.

И в то же время у меня была старшая сестра. Была в Чэнду. В дни великого шествия, в дни, когда царила смута и заваруха.

Всего несколько дней я общался с нею. Нет — несколько раз. Причем, каждый раз находились вместе самое большое десять минут...

Однако я считаю, что у меня была старшая сестра. Я не забыл ту ее дружескую с оттенком печали, теплую улыбку. Не забыл...

Добрые дела, добрые люди, пусть даже в лихое время, пусть даже в годы, когда серьезно деформирована природа простого человека, все равно могут оставить глубокий след и человеческой памяти.

Доброта, несмотря на то, что зло ее подавляет, тем не менее в сравнении со злом — благо для человечества, погрому оно во все времена отдавало ей предпочтение. Она вечное желание человечества.

В 1984 году я написал заметки об этом этапе великого шествия и поместил в двух газетах — «Чжунго циннянь бао» и «Чэнду вань бао». Один материал в двух разных изданиях поместил, естественно, не ради более высокого гонорара, а в надежде получить от нее какую-нибудь весточку.