Владимир Дарда - Его любовь
- Название:Его любовь
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Советский писатель
- Год:1984
- Город:Москва
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Владимир Дарда - Его любовь краткое содержание
«Его любовь» — первая книга писателя, выходящая в переводе на русский язык. В нее вошли повести «Глубины сердца», «Грустные метаморфозы», «Теща» — о наших современниках, о судьбах молодой семьи; «Возвращение» — о мужестве советских людей, попавших в фашистский концлагерь; «Его любовь» — о великом Кобзаре Тарасе Григорьевиче Шевченко.
Его любовь - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
— Встать! Бегом!
Теперь палки взлетают не напрасно. Узников бьют изо всей силы — отрывая от земли, такой ласковой и желанной, какой, пожалуй, никогда еще она не была. Бегом! И они бегут. И, хотя вокруг такая прохладная осенняя свежесть, такая густая, хоть пей, и вся огромная небесная чаша до самого края заполнена этой живительной прозрачностью, узники задыхаются, узникам не хватает воздуха — для них вся вселенная превратилась в душегубку.
— Ложись!
И они падают как подкошенные, даже не сгибая коленей. Некогда. Через мгновение придется опять вскакивать, а так хочется полежать подольше.
— Встать! Бегом! Ложись! Встать! Бегом! — так нужно, чтобы вконец измотать и выбить из головы какие бы то ни было мысли о побеге.
А если упасть и не подниматься? Будь что будет! Пусть бьют, добивают палками, пусть стреляют в затылок, пусть рвут на части собаки, — лечь и лежать, лечь и не подниматься, лечь и не вставать. И все. Но обессиленное тело поднимается, и ноги бегут сами собой. Неизвестно куда. В какой-то широкий провал оврага. А если в яр, то разве непонятно, в какой? Известно — в Бабий яр…
До войны Микола даже не слышал о Бабьем яре, хотя часто бывал в Киеве, а потом даже учился здесь в радиотехникуме на улице Леонтовича, рядом с Владимирским собором. В городе было много я р о в. Высокий правый берег — сплошь крутые откосы, изрезанные глубокими оврагами. Даже главная улица проходила по дну древнего яра, по которому князь Владимир гнал киевлян на крещение. Отсюда и название улицы — Крещатик.
Пожалуй, Бабий яр был самым большим — широченный, глубокий, со множеством ответвлений. На его откосах привольно паслись козы и увлеченно играли в войну куреневские мальчишки, а по дну, журча, петлял прозрачный ручей, устремляясь по песчаному руслу к Днепру.
Начинался Бабий яр от Лукьяновки, от городского кладбища (известна поговорка: «Не торопись — на Лукьяновку успеешь»). Напротив, через дорогу, было еврейское кладбище с плоскими гранитными надгробиями, огражденное серой каменной стеной, тянувшейся вдоль яра.
По другую сторону оврага шли огороды жителей окраины. Плывуны обрывали и уносили с собой целые куски этих участков, и заборы кое-где уже висели над кручей, а корни деревьев наполовину торчали в воздухе, все еще упрямо хватаясь за землю. Местами на склонах виднелись следы древних гончарных горнов, быть может, времен Киевской Руси, а то и более ранних — здесь, на Кирилловских горах, обнаружены были поселения первобытного человека.
Там, где яр достигал необозримых днепровских лугов, на живописных холмах, стояли корпуса известной психиатрической лечебницы, прозванной в народе Кирилловкой. Это название тоже вошло в живую речь киевлян. Если кто-нибудь нес околесицу, его иронически спрашивали: «Ты случайно не из Кирилловки?» Или когда в семье начиналась какая-либо кутерьма, жаловались: «Настоящая Кирилловка».
На территории больницы, в прозрачной рощице, возвышалась древняя церковь. Здесь была резиденция черниговских князей в стольном граде Киеве. Потом эту церковь расписывал Врубель.
Вдоль берега Днепра со временем появилась улица Кирилловская, настоящая городская улица — с многоэтажными домами, мостовой и тротуарами, с трамвайной линией, ведущей в отдаленную дачную местность — Пущу-Водицу. Над ручьем, бежавшим по дну яра, нависал каменный мост с чугунными перилами, и когда двадцать первого сентября сорок первого года город захватили гитлеровцы и перестал действовать водопровод, толпы людей двинулись к мелкому бурлящему потоку. Черпали ведрами, бачками, кастрюлями, кувшинами воду для приготовления пищи и для питья. Но двадцать девятого сентября, после ужасных массовых расстрелов, вода в ручье стала красной от крови.
Короче говоря, об этом яре Микола не слышал и, возможно, не услышал бы, если б не началась война. Один из первых ударов врага принял на себя древний Киев. Навсегда с тех пор осталась песня:
Двадцать второго июня
Ровно в четыре часа
Киев бомбили,
Нам объявили,
Что началася война…
Накануне Микола остался ночевать у своего приятеля, который жил на Стрелецкой, недалеко от Софийского собора. Двадцать второго, в воскресенье, намечалось открытие республиканского стадиона на Красноармейской. Готовился большой спортивный праздник, футбольный матч между киевским «Динамо» и московскими армейцами. В связи с этим улицы, ведущие к вокзалу, могли перекрыть, и Микола решил переночевать в городе.
Они с приятелем допоздна играли в шахматы. Спорили. Приятель канючил и все просил вернуть ход, а Микола требовал строгого соблюдения правил.
— Он же гость, — с укором напоминала сыну мать.
Приятель-снисходительно согласился:
— Правильно, неудобно обыгрывать гостя.
После этого Миколе расхотелось играть. Но и после того, как легли спать, друзья долго не могли уснуть, возбужденно шептались обо всем, о чем только могли говорить друзья, встретившиеся после долгой разлуки. И Микола впервые поделился своей тайной — он влюблен в Ларису. Уже и репродуктор на стене умолк, а они все говорили и говорили, словно чувствовали, что это их последняя встреча. Уснули, когда за окном начало светать. Но поспать удалось недолго. Проснулись от сильных и настойчивых ударов в раму. Спросонья никак не могли сообразить, что происходит. Стекла сперва жалобно дребезжали, потом одно из них лопнуло и осколки с отчаянным звоном посыпались в комнату. Кровати ходили ходуном, и вся комната — пол, стены — покачивалась, как при землетрясении.
Ребята вскочили. Хозяйка с тревогой смотрела в окно.
Частые выстрелы зениток, монотонный гул неизвестно чьих самолетов и какой-то незнакомый гул земли казались совсем близкими. Будто стреляли рядом, может быть, даже где-то за Софийским собором или с крыши соседнего дома.
Стекла дребезжали.
Во дворе и на улице стояли люди с запрокинутыми головами. В бездонном небе, еле-еле двигаясь, серебрилось пятнышко самолета. А вокруг него время от времени возникали белые шарики разрывов зенитных снарядов. Кто-то уверял: это учебная тревога. Но могут ли снаряды рваться так близко от самолета, если учебная? И в то же время, если тревога настоящая, то почему так долго не могут попасть? Пушистые облачка разрывов усыпали небо, а самолет ползет себе и ползет, и выстрелы ему нипочем. И на какой-то момент появлялась надежда, что все же это ученье. Но отчего так тревожно сгрудились во дворе и на улице люди и так яростно трещат выстрелы, а стекла сыплются из рам?..
И все же трудно было поверить, что началась война, которая уже чувствуется и здесь, в Киеве, за сотни километров от границы, а скоро по улицам родного города поползут колонны вражеских войск, будут стрекотать, немилосердно чадя дымом, немецкие мотоциклы.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: