Владимир Дарда - Его любовь

А вот Капнист не совсем понижал княжну. На что она намекает? На то, что он действует не по своей воле, а по чьему-то наущению? Пусть так, хоть это в какой-то мере и обижает, и унизительно, но он и дальше будет действовать, как начал, разве только тоньше и осмотрительнее, потому что княгиня княгиней, однако он и сам не желает осложнений, за которые Репнины стали бы попрекать его всю жизнь. Такое не должно случиться — он приложит все силы, только бы в этом доме снова воцарился покой, было восстановлено согласие между княгиней и княжной и чтобы его по-прежнему считали здесь верным другом.

— Варвара Николаевна, — заговорил он после небольшой паузы. — Уверяю вас, я так увезу Тараса Григорьевича, что его самолюбие нисколько не пострадает. Он человек умный, тонкий и все поймет сам.

Княжне хотелось закричать ему в лицо: «Я не хочу, не желаю, чтобы он уезжал!» Но у нее уже не было сил, а к тому же она знала, что от нее ничего уже не зависит. Как решила маман, так и будет!

От этой своей беспомощности она сразу увяла и сникла.

Капнист настороженно следил за ней, ждал ответа.

— Поступайте как знаете… — почти беззвучно покорно молвила Варвара и медленно, словно лунатик, пошла прочь.

Войдя к себе в комнату, долго-долго стояла возле окна, ничего не видя, пока не почувствовала: немеют, подкашиваются ноги. Мысли бессвязно сновали в голове.

Она долго молилась перед образами и повторяла слова, которые уже не раз произносила и самой себе, и всему миру: «Что я сделала? Любила…»

После того мучительного разговора Капнист еще несколько раз беседовал с княжной.

Осторожно, вкрадчиво готовил он ее к разрыву с Шевченко, к их разлуке, дабы перенесла она это без нежелательных осложнений и эксцессов, потому что хорошо знал, на что способны в подобных случаях такие, как она, впечатлительные натуры.

Он посоветовал княгине, чтобы, пока князь болеет и почти не выходит из своей комнаты, пусть побольше гостей бывает в Яготине: быть может, княжна отвлечется, рассеется, ведь на людях все переносится легче. Княгиня с ним согласилась.

Погода этому замыслу благоприятствовала. Оттепель с бесконечными туманами и надоедливыми дождями и бездорожьем сменилась ядреным морозцем, а тут еще и снежок-припорошил, заискрился свежо и весело.

Дни настали такие ясные, что противоположный берег озера, который всегда сливался то с голубизной воды, то с голубизной неба, сейчас виден был совершенно отчетливо, словно через бинокль.

Соседи, знакомые, близкая и далекая родня, которые тоже истомились от скуки в унылую осеннюю пору, теперь охотно отправлялись путешествовать, врывались с шумом в яготинский дом, принося с собой в тихие залы и комнаты прекрасное настроение, светские новости и просто-напросто раскрасневшиеся от мороза лица и приветливые глаза.

Княжна Варвара, конечно, тоже радовалась друзьям, тем паче что благодаря их визитам имела теперь больше свободы, потому что не приходилось подолгу просиживать в комнате матери в нервном напряжении и гнетущем молчании. Все было бы хорошо, если бы не Капнист. Он буквально преследовал ее, стараясь обязательно заговорить, и чаще всего с глазу на глаз. То советовал написать письмо Эйнару: внушения, мол, швейцарского наставника помогут вернуть ей душевное равновесие; то выражал свое сожаление по поводу того, что Эйнара нет в такую значительную минуту рядом с ней, чтобы она могла молиться вместе с ним.

Он даже решился попросить княжну переговорить с Шевченко, чтобы тот доверился ему, Капнисту, и согласился поехать к нему в Ковалевку, а то Тарас Григорьевич как бы избегает его, проявляя неприятное отчуждение.

— Варвара Николаевна, — вперив в княжну свои черные глаза и словно гипнотизируя ее, продолжал он негромко, но настойчиво. — Помогите мне сделать Шевченко своим другом… — Будто это зависело не от него самого, а от нее. — Поверьте, это пойдет на пользу и вам, и Тарасу Григорьевичу. О себе я уж не говорю.

Все, что было на пользу Тарасу Григорьевичу, княжна делала охотно и не задумываясь, как признавалась сама себе, — очертя голову. Так и на этот раз — при первой же встрече с ним она заговорила о настойчивом желании Капниста ближе с ним подружиться.

— Я бы тоже этого хотел, но между нами постоянно встает что-то от меня не зависящее, — сказал Шевченко, а потом добавил: — Я охотно сошелся бы с человеком, который после двадцать пятого года попал в Петропавловскую крепость, но дружить с личностью, которая в чужом доме играет незавидную роль лицемерного миротворца…

— Но не слишком ли вы жестоки к нему?

— Пожалуй, нет, — добродушно улыбнулся Шевченко.

Непосредственность ответа и особенно улыбка, которая всегда придавала лицу Тараса Григорьевича особую привлекательность, сразу убедили Варвару в том, что он прав.

Перед ней был тот откровенный, наивно-добрый и благородный Шевченко, каким она его полюбила, несмотря ни на что, каким хотела постоянно видеть, слушать, ощущать. А Капнист собирается его куда-то забрать, пусть даже в свою Ковалевку, однако же, как она теперь поняла, вовсе не ради того, чтобы Тарасу Григорьевичу сделать добро, а чтобы она и он не были рядом.

Шевченко же, узнав о намерении Капниста, подумал, что недурно бы поехать, ведь он и сам чувствовал, что на какое-то время не мешает покинуть Яготин. Работа над портретами и росписью флигеля шла хорошо, но изрядно его утомила. А еще больше утомила напряженность и нервозность в отношениях с княжной и ее семьей.

В Ковалевку так в Ковалевку. Наверно, у Капниста есть какие-то свои планы. Ну, а ему-то до них какое дело! Последнее время он все больше разочаровывался в Капнисте. Какой же Капнист декабрист, если у него такая мелкая душа! Возможно, поездка с ним откроет в нем что-нибудь новое, доброе. Дай-то бог!

Капнист со своим приглашением не мешкал.

Едва увидев Шевченко после разговора с княжной, он сказал:

— Тарас Григорьевич, я бы хотел просить вас…

— Уехать из Яготина? — спросил Тарас.

Капнист на мгновенье растерялся от такой осведомленности и прямоты, но, овладев собой, продолжил:

— Не сомневайтесь, Тарас Григорьевич, в моей искренности.

— Да ладно, оставьте! — досадливо махнул рукой Шевченко. — Я и сам собирался куда-нибудь на время уехать, да все не находил предлога. Спасибо. Вы пришли мне на помощь.

Капнист изучающе взглянул на Шевченко: не издевается ли тот над ним?

На следующее утро, уже когда бричка, запряженная сытыми вороными, стояла у крыльца и лошади нетерпеливо пофыркивали паром и били копытами о мерзлую землю, Тарас поспешно разыскал княжну и передал ей записку.

— На правах брата, — произнес он с невеселой усмешкой.

Капнист, словно черный ворон по белому снегу, похаживал с нетерпением возле брички, взволнованно поглядывая на дверь и побаиваясь, как бы Шевченко, чего доброго, не передумал, — что-то слишком уж легко он согласился.