Джанет Глисон - Мейсенский узник

По настоянию фон Хойма Август передал Лемэру исключительные права на продажу фарфора во Франции и Голландии. Граф убедил короля, что Лемэр с его связями при французском дворе лучше кого-либо другого сможет представлять Мейсен на международном рынке. Такой человек, убеждал фон Хойм, добьется для фабрики еще большей славы, а значит, и еще большего престижа для ее августейшего обладателя.

Лемэр был хорошо знаком с новейшей французской модой, поэтому было решено, что он сможет размещать на Мейсенской мануфактуре заказы на крупные партии изделий, которые смогут угодить взыскательному вкусу парижан. Лемэр знал, что завсегдатаи роскошных магазинов французской столицы питают страсть к восточному фарфору, особенно какиэмону, и что спрос на этот товар всегда высок. Более того, он помнил, что какиэмон по-прежнему стоит дороже мейсенского фарфора.

Фон Хойм распорядился произвести для Лемэ-ра большую партию фарфора, в точности имитирующего какиэмон. С невероятной наглостью эта парочка решила, что форму и рисунок изделий нужно целиком скопировать с лучших образцов из королевского собрания. Сто двадцать бесценных предметов из Голландского дворца тщательно упаковали и по тряским булыжным мостовым доставили за двадцать миль на Мейсенский завод, где с них сняли многочисленные копии. Между собой заговорщики условились, что мануфактура получит за эти огромные заказы более чем скромную сумму — куда меньше обычной рыночной цены столь сложных изделий. Так люди, которые, по общему мнению, заботились о благе Мейсенского завода, на самом деле бессовестно его грабили.

Афера могла бы пройти незамеченной, если бы не одно обстоятельство. По указанию Лемэра фон Хойм велел не ставить на изделия мейсенское клеймо со скрещенными саблями. Лучше копировать восточные клейма, сказал он, либо, в крайнем случае, вообще оставлять фарфор без марки.

Почти сразу возник вопрос, насколько разумно выпускать изделия, так точно повторяющие восточные, да еще без клейма. Даже если Лемэр честно намерен продавать их как продукцию Мейсенской мануфактуры, рано или поздно найдутся мошенники, которые захотят выдать их за восточный фарфор, и репутация Мейсена пострадает. Август тоже разгневался — не из моральных соображений, а потому, что отсутствие клейма лишит его славы; никто не узнает, что этот изысканный декор выполнен подданными саксонского монарха.

Тем не менее, взятками и нажимом, фон Хойм смог вывезти с фабрики большую партию фарфора без клейма. На другие изделия оно наносилось синим поверх глазури, так что его несложно было удалить. Мастерство заводских художников было воистину невероятно: даже на опытный взгляд современного коллекционера часть немаркированных изделий того периода практически неотличима от японских оригиналов.

Тем временем Лемэр и фон Хойм, не довольствуясь огромными доходами от продажи поддельного японского фарфора, составили еще более опасный для Мейсена план: выкрасть и продать во Францию секрет самого «белого золота».

Людовик XV не меньше других европейских монархов был подвержен опасной страсти к фарфору. Как только он узнал, что Август основал мануфактуру, выпускающую настоящий фарфор, ему захотелось завести у себя такую же — и даже еще более великолепную. Впоследствии он вложил средства в Венсеннскую фабрику, основанную в 1738-м и возрожденную в 1756 году под названием «Севрская королевская мануфактура» — она, как и Мейсен, существует по сей день. Однако в 1730-м ее еще не было, а заводы в Сен-Клу и Шантильи производили только мягкий фарфор. Коварный Лемэр понимал, что Людовик готов отдать за вожделенный секрет практически любые деньги.

Итак, фон Хойм выбил для партнера неслыханную привилегию: свободно ходить по Альбрехтсбургу и наблюдать за смешиванием и обжигом, чего до сих пор не дозволяли ни одному посетителю, даже самому высокопоставленному. Когда даже эта возможность не позволила ему выведать тайну, заговорщики решили обратиться за помощью к кому-нибудь из мастеров. Их выбор пал на одного из самых старых и уязвимых работников завода — злополучного Самуэля Штёльцеля. Все чаще и чаще его стали вызывать для устрашающих допросов в роскошный дрезденский особняк директора. Несчастный рецептурщик не мог устоять перед натиском, хотя наверняка понимал, что происходит.

Однако Лемэр и фон Хойм зарвались, когда решили выкрасть с завода глину для собственных экспериментов. Начальник мейсенской охраны обнаружил, что кто-то ворует с фабрики дрова, и ввел ночное патрулирование. Через некоторое время стражники, обходя дозором нижние укрепления, заметили крадущуюся фигурку. Они задержали местную девушку, работавшую служанкой в доме советника Нора. Она тащила дрова, но, как выяснилось, не только: при ней обнаружили мешок фарфоровой глины. На допросе служанка дала показания, явно обличающие фон Хойма.

Как только вести о незаконных операциях достигли двора, Август приказал арестовать фон Хойма и допросить всех работников Альбрехтсбурга. Выяснилось, что Херольд, зоркий начальник художественной мастерской, знал о происходящем, однако, понимая, что чем громче будет скандал с разоблачением фон Хойма, тем ему выгоднее, молча дожидался неизбежного финала. Теперь, когда к нему обратились, он сразу дал показания, убедительно подтверждавшие вину фон Хойма, и удалился в мастерскую — терпеливо ждать заслуженной награды.

Август распорядился также обыскать дворец фон Хойма. Очень быстро приставы обнаружили тайник с фарфором — общим числом тысяча шестьсот предметов, очевидно, приготовленных на продажу через посредничество Лемэра. В доме самого француза при обыске нашли еще три тысячи изделий, в том числе много нерасписанных. Надо думать, их должны были расписать в восточном стиле независимые художники в Саксонии или в какой-нибудь другой европейской стране. Дальнейшее расследование установило, что фон Хойм был замешан и в политических интригах — он передавал важные государственные сведения французскому королю.

Штёльцеля, который регулярно бывал во дворце фон Хойма, арестовали. Он сознался, что у него настойчиво выспрашивали секрет фарфора. Впрочем, следствие установило, что переданной им информации недостаточно для производства фарфоровой массы, так что Штёльцеля отпустили и позволили ему вернуться на завод. Сам Лемэр на допросах держался хладнокровно и сумел отделаться немедленной депортацией.

Куда хуже пришлось фон Хойму. Его заточили в Вальдхеймскую крепость. Два года спустя, в полном отчаянии, после неудачной попытки застрелиться он удавился в собственной камере. Фон Пёльниц красочно описывает его самоубийство: «Упомянутый граф терзался угрызениями совести и, видя, что все его козни разоблачены, решил ускорить правосудие и покончить с собой… Для этого он сказался больным и, велев прислуге его не беспокоить, в ночь 21 июня прошлого года повесился на платке, который привязал к крюку, державшему зеркало».