Джанет Глисон - Мейсенский узник

Все началось с золота. Три столетия назад, когда происходили эти события, воображение людей занимали две великие тайны. Первая волновала умы почти столько же, сколько существует цивилизация: формула философского камня — загадочной субстанции, которая превращает простые металлы в золото и делает человека бессмертным. Вторым, не столь эзотерическим, но не менее заманчивым был секрет изготовления фарфора — бесценного вида керамики, который в те времена именовали «белым золотом».

Как только вместе с грузами португальских купцов в Европу потянулся первый ручеек фарфора, его изысканность пленила сердца монархов и других богатых ценителей прекрасного. Переливчатый, как разноцветный шелк в трюмах купеческих кораблей, безупречно белый, как морская пена, он был тонок, словно яичная скорлупа, — настолько, что его стенки просвечивали на солнце, и так совершенен, что при легком ударе издавал музыкальную ноту. Ничто в Европе не могло с ним сравниться.

Очень скоро фарфор стал символом успеха, власти и хорошего вкуса. Им торговали ювелиры; они же изготавливали для него усыпанные самоцветами подставки из золота и серебра. Фарфор сделался непременным украшением всякого приличного дворца и господского дома. Спрос на драгоценный товар неуклонно рос, а следом росли и цены. На закупку фарфора тратились состояния, семьи разорялись, огромные суммы уплывали на Восток, обескровливая Европу. Мало-помалу честолюбивые правители сообразили, что если отыщут способ выпускать собственный фарфор, денежные потоки, которые уходят в Китай, потекут в их сундуки, обеспечат им власть и могущество. И началась охота…

Изучались образцы глин, тщательно анализировались рассказы и домыслы путешественников о том, как делают фарфор в Китае. Для прозрачности в массу добавляли толченое стекло, для белизны — песок, кости, раковины и даже тальк. Опробовались сотни рецептов глазури. И все тщетно — пока в 1708 году заключенный в мрачное узилище незадачливый молодой алхимик, самоуверенно считавший, что сумеет превратить свинец в золото, не открыл формулу фарфора. Так возникла первая в Европе Мейсенская фарфоровая мануфактура.

Словно в волшебной сказке, производство фарфора появилось благодаря исконной вере в магический способ получать золото. И в то же время, по иронии судьбы, это был технологический прорыв, знаменовавший крупный успех аналитической химии и давший начало одному из первых промышленных предприятий Европы. Впоследствии даже китайцы признали победу Мейсена и стали копировать его образцы. Мейсенский фарфор и по сей день славится на весь мир.

Это невероятная, но подлинная история трех человек, решивших одну из величайших загадок своего времени. Они создали фарфор, затмивший другие известные образцы. Вот их имена: Иоганн Фридрих Бёттгер, алхимик, который поплатился за свое открытие жизнью; Иоганн Грегор Херольд, художник, неутомимо разрабатывавший дивной красоты рисунки и цветные эмали — сам и руками множества бесправных помощников; Иоганн Иоахим Кендлер, скульптор-виртуоз, на основе мейсенского фарфора создавший новый вид искусства. Это также история чудовищных предательств, сопутствовавших великому открытию, история безжалостного и расточительного монарха, любившего всё прекрасное, а особенно — фарфор, и разбойничьего промышленного шпионажа в духе эпохи зарождающегося предпринимательства.

Сегодня, почти три века спустя, фарфор уже не занимает ум и сердце величайших ученых, властителей и философов. Для большинства из нас это не бесценное сокровище, а привычный элемент повседневного антуража — милые вещицы, которые можно приобрести в магазине, подарить на свадьбу или просто на ходу увидеть в витрине. Сегодня, накрывая на стол, поднося к губам чашку кофе или переставляя статуэтки на полке, мы даже не вспоминаем, что каждое фарфоровое изделие обязано своим существованием трем неординарным героям этой книги — и что в прежние времена они ценились на вес золота.

Оставалось одно — бежать. Он не выполнил обещание, данное королю, и теперь его жизнь висела на волоске. 21 июня 1703 года темноволосый узник двадцати одного года от рождения проскользнул мимо ничего не подозревавших стражей и выбрался из замка туда, где его поджидал сообщник.

Торопливо попрощавшись, беглец вскочил на коня и, не оглядываясь, понесся по узким средневековым улочкам Дрездена. Он проскакал через укрепленные городские ворота, затем по длинному мосту через Эльбу, оставил позади бедные предместья с покосившимися домишками, и перед ним открылась плодородная равнина, окружавшая столицу Саксонии. Прежде молодой человек лишь однажды видел эти обширные поля, засаженные пшеницей, льном, табаком и хмелем, виноградники, гнущиеся под тяжестью плодов, — два года назад, когда его под охраной везли в тюрьму. С того дня он мучился страхом, что никогда больше не увидит свободы.

По мере продвижения на юг местность становилась все более изрезанной, а путь — все более опасным. Большак, размытый весенними ливнями и разъезженный тяжелыми подводами, сменила горная дорога над узкими ущельями. Беглец скакал вперед и вперед, подгоняемый мыслью, что едва его исчезновение заметят, за ним снарядят погоню. От короля так легко не скроешься; успех зависел от того, насколько ему удастся опередить преследователей. Если его поймают, то наверняка подвергнут пыткам и казнят.