Энтони Леви - Кардинал Ришелье и становление Франции

Бельгард в свое время был фаворитом Генриха III и любовником Габриель д’Эстре. Когда-то он отказался продать место главного конюшего Брезе и упорно торговался, прежде чем уступить настояниям короля, когда этой должности возжелал Сен-Мар.

О распределении завещанного и о сложной процедуре двойной передачи двух герцогств-пэрств см.: Joseph Bergin. Cardinal Richelieu. Power and the pursuit of wealth. New Haven; London, 1985. P. 256–263. Конде тщетно пытался оспорить завещание на том основании, что майоратное наследование обходит нормы французского обычного права, которое сохраняло наследства неделимыми, пренебрегая притязаниями младших детей.

Тетка Реца, мадам дю Фаржи, побывав благочестивой кармелиткой, вышла замуж за Шарля д’Анженна графа дю Фаржи, входившего в свиту Гастона, и, став в 1624 г. фрейлиной Марии Медичи, вела скандальную жизнь.

«Мемуары» Реца, как их теперь называют, хотя он никогда их не публиковал и даже не называл мемуарами, были предпринятой в старости попыткой оправдать свое поведение в юности по отношению к мадам де Севинье. К сожалению, первая часть по преимуществу утрачена. Об идентификации человека, которому был адресован этот документ, см. соответствующую статью в: A.H.T.Levi. Guide to French Literature. Beginnings to 1789. Detroit; London, 1994.

Герцог Буйонский был братом виконта де Тюренна. Ему принадлежал Седан, расположенный тогда на французской границе, а ныне в пределах Франции, поблизости от границы Бельгии с Люксембургом.

Так следует из официальных отчетов, но для наложения подобного наказания у Ришелье или у самого короля, должны были быть и другие основания, оправдывающие такую жестокость.

В шестнадцатом столетии происходил аналогичный процесс. В высшей степени оптимистические ценности французского Ренессанса, строившиеся на утверждении, что человеческая природа не только поддается совершенствованию, но и сама к добродетели и счастью, еще отчетливо просматриваются в позднем творчестве Рабле и менее известных литераторов, писавших позже. Их оптимизм иссяк с удивительной внезапностью в моралистских произведениях 1562–1563 гг., на заре религиозных войн.

Имя этого капитана — Арман Жан де Пер, граф де Труавилль, но написание и произношение его имени исказились до Тревиль. Ришелье, конечно, был убежден в том, что король приказал, или мог приказать, убить его, и подозревал, что исполнение этого приговора будет возложено на Тревиля и еще трех капитанов — Тилладе, дез Эссара и Ласаля. См. примечания Антуана Адана в: Tallemant de Reaux. Historiettes. Ed. Antoine Adam. Vol. 1. Paris, I960. P. 957.

21 мая Анри Арно писал о «intelligence qui paroist entière» («понимании, которое кажется полным») между Шомбером и Сен-Маром, добавляя, что все виднейшие члены двора с нетерпением ждали, каков будет результат.

Может быть, именно из-за сочувствия к приговоренным, свойственного французскому народу, Ришелье и устроил все так, чтобы не присутствовать при казни. Казнь состоялась 12 сентября. Ришелье написал Шавиньи и де Нуайе 15-го: «Господин Главный умер, стойко и несколько манерно приняв смерть; он донес свое высокомерие до эшафота, пожелав иметь отдельную плаху, поскольку считал себя выше по положению, чем де Ту». См.: Avenel. Lettres. Vol. 7. P. 125.

Ришелье писал Шавиньи и де Нуайе, что герцог Буйонский был в таком ужасе от казни Сен-Мара и де Ту, что, если бы у него было целых три Седана, он сдал бы их все, чтобы спасти свою жизнь.

Этот уже упоминавшийся меморандум, который Ришелье надиктовал Шавиньи для передачи королю, содержал следующее заявление: «Если Бог призовет к себе кардинала, Ваше Величество поймет, что он потерял; было бы куда многим хуже, если бы вы сами избавились от него, поскольку, потеряв его таким образом, Ваше Величество потерял бы все то доверие, которое вложил в него».

На написание тройного портрета Ришелье Шампеня вдохновил аналогичный портрет Карла I, написанный Ван Дейком в 1635 г. Бернини изваял по нему мраморный бюст, но до наших дней дошла только его гипсовая копия. На тройном портрете Карла I, в отличие от Ришелье, он изображен в разных одеяниях, а идея предоставить Бернини изображение головы в трех ракурсах, должно быть, возникла под воздействием «Портрета ювелира в трех положениях» Лоренцо Лотто, в 1635 г. Находившегося в коллекции Карла, а ныне — в венском Художественно-историческом музее. О Ван Дейке и Шампене — см. примечание Джуди Эгертон к каталогу выставки Van Dyck 1599–1641. London, Antwerp, 1999. P. 292–294.

Монтень в своем эссе «О каннибалах» утверждал, что его современники ничем не лучше дикарей-людоедов. Любопытно, что в XVIII в. Вольтер, несмотря на все свои насмешки над тем, что было лишь пародией на оптимизм Лейбница, и свое желание подражать Расину, никогда не исследовал даже в поставленных пьесах реальный потенциал эмоциональной — в отличие от политической — трагедии. Даже говоря о Расине — в период, когда реакция всячески старалась доминировать во французской культуре, — трудно утверждать, что любовь у него изображена как трагичная по сути своей. Из того, что касается трагедии вообще во Франции XVIII в., наиболее интересна «буржуазная драма», которая распространяет ее на личности невысокого происхождения и положения.

Тема естественного стремления любить Бога подробно разработана в «Трактате о любви к Богу» ( Traité de l’Amour de Dieu, 1616), где она является основной, но она уже звучит во «Введении в благочестивую жизнь» ( Introduction à la vie dèvote, 1609). Имеется в виду, что человеческие создания могут внести вклад в собственное спасение добродетельностью своей натуры — точка зрения, считающаяся еретической, поскольку это может означать возможность прощения грехов для «язычников».

Декарт так и не написал работу по этике, которая была целью всех его устремлений, но, как упоминалось ранее, наиболее важные элементы его этической концепции изложены в его письмах к Елизавете Богемской, дочери изгнанного курфюрста Фридриха V.

Уже в конце XVI в. политические реалии начали приобретать большее значение, нежели религиозные идеологии. Идея о следовании подданных религии суверена, выраженная в изречении «cujus regio, ejus religio» («чья страна, того и вера»), уже начинала захватывать умы. Сила этой хватки будет чувствоваться вплоть до Руссо и даже после него.

Эта дилемма в применении к янсенизму во Франции XVII в. детально проанализирована в очерках о Сен-Сиране, Паскале, янсенизме и Пор-Рояле в: Anthony Levi. Guide to French Literature. Beginnings to 1789. Detroit; London, 1994.