Вадим Саралидзе - Легенда о Коловрате

Каркун проснулся одним рывком, будто из-под воды вынырнул. Не пошевелившись, он окинул поляну настороженным взглядом – старая привычка воина – сначала оценить положение дел, а уж потом рваться в бой.

Дела были плохи. На спящих дружинников летел смертоносный ураган, раскручивая меч сверкающей молнией. Лицо Евпатия исказила гримаса ярости. Совсем как тогда, в Рязани. И совсем как тогда, он с утробным рыком, бежал вперед, чтобы рубить, колоть, резать… Он шел убивать, не признавая ни своих, ни чужих.

Следом ковыляла зареванная Лада. Ох, дуреха! Прячься! Прячься от неминуемой гибели, которая несется с пустыми глазами, не разбирая дороги.

Каркун подобрался, напряг все мышцы, прикипел взглядом к Коловрату. Нужно выбрать правильный момент. Ошибиться нельзя, иначе никто с этой глухой полянки живым не уйдет.

– Евпатий, ты… – послышался голос Ратмира. Пожилой воин хлопал глазами спросонья и, видать, еще не понял, что происходит.

Безумный вихрь тут же рванулся на звук. Высверк меча резанул по глазам наотмашь. И лезвие уже нависло над изумленным лицом Ратмира, когда Каркун прыгнул. Каменным снарядом врезался он в Коловрата, повалил на землю, стараясь вырвать из руки оружие. Но ослепленный боевым неистовством Евпатий отбросил противника, как пушинку, и вскочил на ноги. Этой короткой заминки хватило, чтобы в лагере проснулись уже все. Ближайшие ратники, не раздумывая, накинулись на воеводу, повалили на землю, заломили руки, отнимая меч. Он рычал и вырывался, но ничего не мог поделать.

Каркун поднялся, вытирая кровь, стекаюшую из разбитой губы на подбородок, снял свою опояску и крепко-накрепко связал руки Коловрата за спиной.

– Святые угодники! – выдохнул один из дружинников. Евпатий продолжал извиваться и хрипеть, держать его, даже связанного, было непросто.

Откуда ни возьмись появилась Лада – всю короткую битву она простояла возле землянки, судорожно прижимая к груди берестяную книжечку хозяина. Лицо у ключницы было белее снега, губы дрожали, и, похоже, она не помнила себя от ужаса.

Бухнувшись на колени перед Коловратом, девушка срывающимся голосом затараторила:

– Ты сотню учишь слажено биться. Двое детей у тебя…

– Шла б ты отсюда! – со злостью бросил Каркун. Он все еще сидел на ногах пленника, а сердце от напряжения колотилось в груди с такой силой, что вот-вот должно было проломить ребра.

Над поляной повисла тяжелая пауза. Лада уставилась на Каркуна огромными заплаканными глазами и минуту не шевелилась, словно не услышала или не поняла того, что тот ей сказал. Заодно и Евпатий перестал брыкаться и затих, уткнувшись лицом в снег. Стало слышно, как где-то вдалеке завыл волк.

– А у меня вот… – тихо сказала девушка, протягивая Каркуну книжечку из бересты. Ратник взял ее, сунул за пазуху и покачал головой:

– Хороша ты, девка. Одна беда – дура.

Лада вытерла слезы с заплаканного лица и протянула руку, чтобы погладить связанного Коловрата.

– Иди, говорю, отсюда! – вспылил Каркун. Еще не хватало, чтобы Евпатий в приступе безумия ей какой-нибудь вред причинил. Одна беда с этими бабами.

Когда Лада убежала в землянку и оттуда послышались ее сдавленные рыдания, Каркун тяжело вздохнул. Девка и так натерпелась за последнее время, а тут еще и ты на нее огнем пышешь.

– Увязалась на нашу голову… – буркнул он и внимательно посмотрел на притихшего пленника. Коловрат лежал неподвижно, вырваться не пытался, а дыхание из надсадного стало почти нормальным.

– Батый Рязань разорил. Мы за ним идем, на себя повернуть хотим, – начал говорить Каркун как можно более спокойным голосом.

– Развяжи, – раздался глухой ответ Евпатия. Звучал он хоть и хрипло, но вполне здраво.

Воевода маленького отряда приподнял голову, силясь увидеть сидящего у него на ногах Каркуна. Тот неуверенно посмотрел на него, потом на двух дружинников, прижимающих плечи Коловрата к земле, и кивнул. Дюжие руки отпустили пленника, а сам Каркун встал и развязал свою опояску.

Евпатий сел, обвел сумрачным взглядом поляну – все смотрели на него. Зачерпнув пригоршню снега, он с силой потер лицо, чтобы прийти в себя, а заодно избавиться на мгновение от этих пытливых взглядов. На душе было тяжело и гадко. Кровь на подбородке у Каркуна Коловрат заметил, как и бледное, напряженное лицо Ратмира. Да и остальные смотрели на него с плохо скрываемой опаской. Но деваться было некуда…

– Помню я, – сказал он, поднимаясь на ноги и растирая затекшие от пут запястья.

Каркун кивнул. Над одинокой охотничьей заимкой пронесся едва слышный вздох облегчения. Дружинники стали собирать вещи, а Евпатий, постояв минуту, чтобы окончательно прийти в себя, направился в землянку, в которой спал. Оттуда все еще слышались сдавленные всхлипы Лады.

Дрожащий огонек лучины высветил сидящую на полу девушку. Она уткнулась головой в колени, а плечи тряслись от рыданий.

Коловрат поднял ее, заглянул в припухшие газа.

– Я же хотела… Я… А они…

Уткнувшись в широкую грудь Евпатия, Лада расплакалась еще сильнее, а он гладил ее по голове и приговаривал шепотом:

– Ты молодец! Все хорошо сделала.

Девушка подняла голову и пытливо заглянула Коловрату в глаза. На ее лице было написано такое мучительное страдание, что у закаленного в боях витязя сжалось сердце.

– Я знаю, как правильно!.. – между тем всхлипывала Лада. – А они говорят, что увязалась… Нет, я правда дура!

– Не слушай никого. Без тебя мы пропали бы.

– Да? – преданный взгляд прожег Евпатия насквозь.

– Конечно!

Лада робко улыбнулась, и он улыбнулся ей в ответ. Через минуту-другую деятельная натура девушки взяла верх. Слезы высохли, ключница подняла оставленную на полу берестяную тарелку и протянула Коловрату:

– Это тебе.

Есть совершенно не хотелось, но отказать он не мог:

– Давай-ка пополам.

Усадив Ладу на ворох старых шкур, которые раньше служили ему кроватью, Евпатий опустился рядом и взял остывший кусок мяса.

Охотничья заимка казалась пустой, только небольшой костер горел и потрескивал посреди поляны. Подле него одиноко сидела хрупкая фигурка, и беспокойные рыжие язычки пламени отражались в ее широко распахнутых серых глазах.

Когда малая дружина Коловрата ушла, Лада долго не могла найти себе места. Она сделала все, что было в ее силах: сварила похлебку из свежепойманных глухарей, которых приволок Каркун, насобирала целую гору хвороста для костра, подсобила ратникам подготовиться к вылазке. Если бы Евпатий Львович разрешил ей пойти вместе со всеми в татарский стан, она бы побежала не задумываясь. Но он запретил. Строго-настрого. А когда она спросила, еще и посмотрел так, что у ключницы душа в пятки ушла.

«Мужеское дело – воевать, а бабье – ждать», – хохотнул Ратмир, похлопав расстроенную девушку по плечу, и она показала ему язык. Ишь, какой умудренный опытом умник нашелся. Поди, в скоморошьи наряды кто угодно рядиться горазд, и коли боярин бы захотел, так и для девки бы на боевой вылазке дело нашлось.