Виктор Мануйлов - Жернова. 1918–1953. Клетка

Тухачевский кивнул головой.

— Так вот, — продолжил Якир. — Суть обращения, так сказать, в трех словах выглядит следующим образом: Сталин узурпировал власть, устранил партию от власти, предал дело революции, предал марксизм-ленинизм, хотя и прикрывается его флагом, предал мировую революцию и пролетарский интернационализм. Он на деле воссоздает Российскую империю и себя видит в качестве диктатора или императора — дело, сам понимаешь, не в названии. Далее Рютин и его соратники, — а их на свободе осталось еще немало, — предлагают отстранить Сталина от власти и, если потребуется, устранить его физически… Рютин в тюрьме, но дело его, как говорится, живет и продолжается. Нам, военным, надо наконец определиться, на чьей мы стороне. Да и события предыдущих лет говорят об известной закономерности и сугубой направленности в действиях Сталина: он устраняет ленинскую гвардию, самых преданных марксизму-ленинизму ее сынов, чтобы они не мешали укреплению его диктатуры…

Иона Эммануилович замолчал, потянулся к кувшину с квасом, налил глиняную кружку, жадно стал пить. Было заметно, что, хотя говорил он сдержанно, внутри у него все клокотало от переполняющего его негодования. Он то и дело облизывал языком свои полные губы, проводил ладонью по лицу, будто освобождаясь от налипшей на него паутины.

Тухачевский давно не видел Якира таким взволнованным. "Видать, — подумал он, — произошло нечто из ряда вон выходящее, если они так переполошились. — При этом Тухачевский по привычке думал о них отстраненно, не называя этих людей определенным именем, даже тогда, когда непосредственно имел с ними дело, будто опасался, что ненароком ляпнет что-то не то. — А Уборевич, смотри-ка, спокоен, точно все это его не касается, — продолжал он оценивать поведение незваных гостей. — Судя по всему, они просто вовлекли его в одну из своих группировок, которые то возникают, то рассыпаются, не поделив шкуру еще не убитого медведя. И я им, скорее всего, тоже понадобился для усиления интриги…"

Тухачевский не успел додумать своих мыслей: Якир, допив квас, продолжил свои рассуждения:

— Так вот, я и говорю: Сталин отстранил от власти Троцкого, лично которому принадлежит честь создания Красной армии. Нельзя забывать, что именно Лев Борисович опекал и растил ее командный состав, в частности, нас с вами, что именно он внес решающий вклад в победу Красной армии в гражданской войне. Затем Сталин избавился от Зиновьева с Каменевым, которые являлись ближайшими соратниками Ленина. Он избавился и от многих других выдающихся революционеров. Он, наконец, сверг Бухарина. Завтра он может добраться и до нас. С этой точки зрения донесения из Германии льют воду на его мельницу, а никак не на нашу. И вообще все это попахивает провокацией. Но лично я безропотно подставлять свою голову под топор палача не согласен, — жестко закончил Якир.

— И что ты предлагаешь? — Тухачевский смотрел на Якира широко распахнутыми выпуклыми глазами и, казалось, что он уже решился и решился совсем не на то, на что рассчитывали Якир с Уборевичем.

— Я предлагаю тебе подумать, а потом встретиться еще раз и обсудить положение детально. Но не в Москве: и там и здесь слишком много любопытных ушей и глаз…

— А где же? — спросил Тухачевский, не спуская глаз с Якира.

— Скажем, в Киеве или в Минске, — ответил тот, не промедлив ни секунды. — На днях мы уезжаем в свои округа, тебе, как замнаркома, не трудно будет найти предлог для приезда в один из этих городов. Или в какой-нибудь другой, где можно организовать штабные учения или какое-нибудь другое мероприятие. К тому времени мы переговорим с товарищами, прощупаем почву, определимся, одним словом, кто с нами, а кто против. Надо что-то делать. Делать решительно, не откладывая в долгий ящик.

— Хорошо, — согласился Тухачевский. — Я подумаю.

Гости не остались обедать и сразу же уехали. Тухачевский, проводив их до машины, долго смотрел ей вслед, пока она не исчезла в пыльном облаке, поднятом ее колесами.

День, начавшийся в радостном ожидании чуда, померк, хотя солнце все так же щедро светило с безоблачного неба. Не хотелось думать о неприятном, рассчитывать ходы, отбрасывая в сторону одни фигуры и вовлекая в игру другие.

За обедом Михаил Николаевич был хмур и молчалив. Нина Евгеньевна, его третья жена, боготворившая своего мужа, старалась как-то отвлечь его от мрачных мыслей, болтала о всякой всячине, громко смеялась и играла своими большими серо-зелеными глазами, в которых читались страх и непонимание. Михаил Николаевич поглядывал на нее исподлобья, не прерывал, но во время еды никаких мыслей о только что закончившемся разговоре в его голове не возникало: он попросту не умел совмещать одно с другим. Но на этот раз блюда, приготовленные умелыми руками повара, не доставляли ему никакого удовольствия.

Выпив несколько рюмок коньяку, что позволял себе крайне редко, Тухачевский, не притронувшись к сладкому, прихватил с собой кувшин с квасом и ушел в кабинет, заперев его изнутри.

Знакомство с "Обращением ко всем членам ВКП/б/" заняло не более получаса. Одно то, что авторы "Обращения" поминали прошлое многих нынешних партийных и государственных деятелей, которые далеко не сразу стали большевиками и пошли за Лениным, что они ставили это прошлое им в вину, отталкивало бывшего подпоручика царской армии, старавшегося не утруждать свою голову политическими вывертами разных вождей и вождишек, которые, кроме презрения, ничего другого заслуживать в его глазах не могли. Равным образом ему было безразлично положение крестьянства и рабочего класса, хотя сам Тухачевский состоял в партии и даже был кандидатом в члены ее ЦК, то есть в силу этого должен бы интересоваться и положением рабочих, и состоянием сельского хозяйства.

Что же касается возрождения российской государственности, то здесь он был со Сталиным солидарен полностью, помня, что тысячи и тысячи офицеров русской армии пошли на службу к большевикам, почувствовав их стремление и волю к укреплению власти как таковой, к воссозданию России в ее прежних границах. А главное — они создавали армию, которая вполне сознательно шла на смерть, одухотворенная пусть несбыточными, но такими привлекательными для простого народа надеждами на лучшую жизнь. Теперь его, Тухачевского, толкают в политику, пытаются использовать его авторитет в своих целях. А почему он должен опасаться Сталина? Только потому, что когда-то, вопреки желанию Сталина, требовал подчинения себе Юго-западного фронта? Что в своих опубликованных размышлениях о том времени отвел Сталину слишком ничтожную роль? Но это еще не повод для мести. Нет, поддерживать обращение опального Рютина какими-то практическими делами он не станет. Вся эта фракционная возня не по нем. Армия, ее настоящее и будущее, — вот все, что его интересует. Ну, разве что еще скрипки и женщины. А остальное…